– Ага! Говоришь, ничего из той жизни не помнишь! – подловил собеседника Ваня.
– Хорошие песни – они сквозь историю живут. Пока народ жив. Это же душа народная поет.
– А Валя – она почему-то больше старые песни любит. У нее, представляешь, пластинки! Винил! И проигрыватель еще допотопный.
Неподалеку у кого-то под ногами хрустнули ветки. Ваня встрепенулся, всматриваясь в солнечную прозрачность еще не одетого апрельского леса.
– А ведь кто-то к тебе идет, Дядяникий, – насторожился он. – Без меня идут.
– Я знаю, – спокойно ответил отшельник. – Мать дочку ведет.
И правда, через три минуты на небольшой поляне, где трапезничали монах и юноша, появилась женщина лет тридцати, которая вела за руку испуганную бледную девочку лет шести. Обе были в темных платках, резиновых сапогах и долгополых плащах. Они стали бесцеремонно рассматривать сидящих у костра. Видимо, ожидали увидеть что-то другое. Тертая скуфейка на седой нестриженой голове Аникия, застиранный подрясник и прочные армейские берцы на его ногах, видимо, были не тем, чего они ожидали. А главное – он приветливо улыбался с половиной дымящейся картофелины в руках.
– Присаживайтесь, люди добрые, – позвал он.
– Нам Иоанникий нужен, – недоверчиво, но правильно назвала имя женщина.
– Я и есть он, – сообщил отшельник.
– Это дядя Аникий, – подтвердил на всякий случай Ваня.
– Да вы присядьте, отведайте с нами горячей картошечки с дороги. С областного центра ведь ехали, – снова пригласил Аникий. – Как вас зовут?
– Маргарита. А это, – женщина поправила чуть съехавший на лоб платок у дочери, – Ксения.
– Ксюша! – обрадовался Аникий. – Иди к нам.
Девочка несмело сделала несколько шагов к костру. Аникий разломил ей картофелину и протянул половину. Вторую – матери.
– Вот – еще грибочки чудные.
– Да мы не кушать пришли, – сообщила Маргарита.
– Я знаю, – ответил Аникий. – Только не ко мне надо было. К врачам. Они успеют, если всё вовремя сделать.
Женщина отложила на скатерть-тряпицу картошку и посмотрела на Иоанникия с вызовом.
– Да те врачи мне всю кровь выпили! А подруга сказала к вам идти. Вы ее дочь от немоты вылечили.
Аникий печально вздохнул:
– Я никого не лечу, не исцеляю. Это только Спаситель может. А девочка та не немая была. Просто говорить не хотела. Как увидела, что на Земле зло, так и решила, что говорить не стоит. Я ее просто убедил, что есть еще с кем, кроме Бога, здесь разговаривать. Она сначала со мной помолилась, а потом и с другими говорить стала. Вот и всё.
Маргарита смотрела на монаха недоверчиво.
– Так всё и было, – снова подтвердил Ваня.
– Стало быть, ничем не поможете? А мне сказали… – Маргарита сошла с лица.
– Вот она потому и не говорила… Но я вам помогу, – вернул женщине надежду Аникий. – Поедете в нейроцентр, там есть хирург – Георгий Иванович. Надо успеть, пока он не в запое…
– Что? – встрепенулась Маргарита. Даже Ксюша вздрогнула, подавилась картошкой, Ване пришлось похлопать ее по спине и дать морсу. – Он что, алкоголик?
– Да, пьяница. Но это не самый страшный грех. Зато врач от Бога. Он всё сделает правильно. – Иоанникий говорил медленно и, казалось, убедительно. Но недоверие не уходило из глаз Маргариты.
– Я думала, вы тут помолитесь…
– Я помолюсь. Обязательно помолюсь! – уже причитал отшельник. – Но каждый свое дело должен делать, я помолюсь, а Георгий операцию сделает. Удалять надо опухоль, пока не поздно!
