Четырнадцать дней непогоды - страница 26

– А рядом с отцом – ma tante.

– Вера Федоровна? – удивилась Евдокия, рассматривая статную даму в широком зеленом платье. Одну из самых блестящих женщин павловского двора в теперешней старушке выдавали разве что большие черные глаза, не утратившие с годами своего блеска.

– Соня! – узнала Додо сестру Павла на одном из портретов.

– Да, здесь художнику удалось очень верно изобразить ее черты. Этот портрет был писан к ее шестнадцатилетию, незадолго до нашего отъезда из Петербурга. А вот и я, – весело сказал Павел, показывая на свое изображение. – Скоро здесь будет и твой портрет, – обратился он к жене. – Как ты думаешь, к какому живописцу обратиться? Может быть, к г-ну Брюллову?

– Еще рано думать об этом. Мы только приехали в Петербург…

Разговор супругов прервало объявление вошедшего лакея об обеде. Евдокия и Павел, весьма проголодавшиеся, направились в столовую. Там был роскошно сервирован стол, накрытый изящной шелковой скатертью. Во время обеда супруги возобновили разговор.

Павел очень любил Петербург, город своего детства и юности. И сейчас, приехав в столицу, намерен был надолго здесь обосноваться. Жене Павел об этом пока не говорил: решил подождать, пока она пообвыкнет здесь и, как он надеялся, полюбит Петербург. Пока же князь видел, что Евдокия, всю свою сознательную жизнь прожившая в деревне, чувствовала себя здесь немного неуютно. Конечно, она не подавала виду явно, восхищаясь видами столицы и восторженно говоря о впечатлениях, ими произведенных. Но все же Павел чувствовал, что для того, чтобы ей привыкнуть к новому укладу жизни, нужно время.

Пока же князь решил поступить на службу. Здесь он не стал противоречить настойчивым просьбам Евдокии пойти по статской. Видеть Павла военным желал его отец, прирожденный полководец, и мальчик еще при жизни Сергея Федоровича был записан в Первый кадетский корпус. Да, молодой князь воевал в Турции, в кампании 1828-1829 годов и дослужился до штабс-капитана. Но его душа никогда не лежала к военной службе, он воспринимал ее только как долг. Тогда, год назад, он вздохнул с облегчением, когда тетушка попросила его выйти в отставку, чтобы жить с ней в деревне. Постоянная муштра, парады, смотры – все это утомляло Павла, в характере которого не было воли управлять, необходимой офицеру. Ему хотелось получить необременительную статскую должность, которая позволяла бы, сохраняя свои привычки к свободной жизни, в то же время, находиться при деле. Хотя, в случае Павла, этого требовала скорее его репутация в свете, чем внутреннее желание.

Поздним вечером князь сообщил супруге, что он уже послал узнать о возможности аудиенции у государя, а завтра намерен ехать в Зимний. Павел надеялся, что государь Николай Павлович позволит ему начать статскую службу. В лейб-гвардии конно-артиллерийский полк, где он прежде служил, князь не хотел, да и Евдокия, чьи отец и брат были статскими, с недоверием относилась к военной службе и ни за что не отпустила бы мужа на войну. Княгиня была рада желанию Павла ехать с прошением к императору и напомнила ему, что завтра к обеду они должны быть у Озеровых, на помолвке Михаила и Аглаи. Князь обещал выехать как можно раньше, чтобы не опоздать и вовремя заехать за женою.

III

  На следующий день княгиня Муранова проснулась в девятом часу, что до замужества далось бы ей нелегко. Но, став женою Павла, Евдокия с легкостью изменила многим своим детским привычкам. Молодая женщина теперь сознавала себя женою, хозяйкою дома, будущей матерью, и понимала, что отныне на ней будет все хозяйство и заботы о благоустройстве дома.