Дети поели быстро и с наказом отца: "Далеко не убегайте, папка ваш сегодня выпимши, по хозяйству поможете", исчезли.
Покончив с едой, взрослые вспоминали своё детство, восстанавливали канву жизни, проведённую в разлуке. Разговор становился всё громче и бессвязнее. По своему обыкновению подслушивать разговоры взрослых – такой у меня был возраст, я незаметно передвигалась по столовой, не упуская ничего, за что цеплялось моё любопытство, предчувствуя интересное.
Дядя взял в руки спокойного маленького Коляшу и, обняв другой румяную Асю, немного пафосно попросил:
– Полюбите мою жену, мою Беатриче, мою Лауру, мою Клеопатру…, – он остановился.
– Марью Царевну, – подала я голос из-за печки.
– Марью Царевну, – с благодарностью повторил дядя и продолжил:
– Она Королева души моей, моя Пенелопа.
– Кто? – подала голос мать и, видимо, вспомнив школьную программу, прыснула. – Может и вязала она шарфы, да не тебе! И повернулась к отцу.
Дядя передал Коляшу Асе, ещё не понявшей вызова, но уловившей угрозу в голосе родственницы и потому приникшей к мужу, и тихо попросил:
– Надежда, пойдем со мной."
– А чего выходить, я все могу здесь сказать, заупрямилась мать.
– А вот этого не надо, тебе нечего сказать. Он справился с застрявшей ногой и, подойдя к сестре, подставил ей согнутую руку. Она игнорировала жест и пошла рядом.
Отец вежливо обратился к Асе:
– Я… это… покурю?"
– Курите здесь, окна нараспашку, – добро отозвалась она, и посадив на коврик в центр солнечного света Коляшу, медленно подбирая слова, заговорила:
– Тимочка не любит смотреть назад, говорит, жить надо сегодня, только правильно. Он говорит… – Не найдя поддержки у отца, Ася посмотрела на меня как на подружку:
– Он говорит, если жить правильно, о нас всегда позаботятся.
– Кто? – не удержался отец.
– Кто, кто? Он! – подсказала я весело.
–Тебя не спрашивают, – стряхивая, куда попало пепел и, суетясь, отмахнулся отец, и в голосе его была растерянность.
– Это Тот, кого мы не видим, но чувствуем, – уклонилась Ася от прямого ответа, и добавила:
– Тимочка никому не позволяет меня обижать.
– Мы с ним видим, что зла накопилось нынче очень много, и не хотим прибавлять его. Только подумать, сколько горя, боли и ненависти случилось на войне. Тима очень много пережил, он знает…
Она помолчала, поправила прическу и доверительно продолжила:
– Тимочка – поэт, а все поэты очень добрые, иначе стихи не складываются – удовлетворённо и твёрдо поставила она точку в разговоре.
Брат и сестра вошли несколько напряжённые и мать, встретившись с вопрошающим взглядом отца, отозвалась:
– Да кто ж знал, что тут такая любовь!
– Теперь знаешь и другим расскажи, – подхватил дядя и, подняв ребенка с пола, бережно устроил на груди.
– Голубка моя! А где наш чай? Выставляй свои варенья-печенья, порадуй гостей, Надюша тебе поможет.
Чай продолжался до самых сумерек. Переполненные душистой сладостью, слушая дядины стихи о любви, мы смотрели на предмет поклонения.
Вдохновительница совсем не смущалась восхвалением её достоинств, даже наоборот, слушала внимательно, словно и не к ней обращено, иногда подсказывала стихи, не забывая подливать, накладывать, приносить и убирать.
Когда стемнело, мы отправились прогуляться. Наш ведущий освещал путь большим фонарём, в свете которого золотые мотыльки, подобно фантомам, мгновенно появлялись и исчезали. Ноги утопали в росистой траве, потревоженная, она отдавала терпкие запахи лета; надежно укрытые в своих убежищах сверчки цвиркали последнюю славу дню.
