Но Эдик медлил, переговаривался с кем-то из помощников, мял в руках бумажки. Сценарий, похоже, забыл.
В толпе всплыл неряшливый плакатик с надписью «Нет войне!», но сконфуженно пропал – неразборчивому активисту объяснили, что экологический митинг не стоит подрывать теориями заговора. Среди протестующих полно любителей сеять панику по любому поводу.
Пока Эдик собирался с духом, появился министр экологии Нелезин. Он спешил ко мне сбоку, опасливо огибая толпу. Растения вымазали пыльцой кремовые штанины его брюк.
– Как жарко-то! – воскликнул он, утираясь платком.
– Давно приехали, Иван Алексеевич? – я сжал влажную нелезинскую ладонь.
– Только что, – он встал рядом, щурясь на солнце, напоминая потного китайского божка. – Утром-то на дачу поехали, а тут ваши звонят, так, мол, и так, надо.
– Это я распорядился. Извините, придётся поработать.
– Да, я понимаю. Хорошо, недалеко был. А места тут хорошие, чудо места! Край ста озер, как говорится…
Он заговорил о рыбалке, придвинулся и перешёл на вкрадчивый полушёпот, словно его способы прикормки лещей представляли коммерческую тайну. Весь этот необязательный разговор был его способом не думать о толпе, с которой он скоро будет объясняться.
Я прервал его пассаж о достоинствах кукурузы в качестве наживки:
– Иван Алексеевич, вы готовы выступить?
– Конечно, – быстро отрапортовал он, но по движению его головы было понятно, что готов кто-то другой.
– Что? – зацепился я за этот жест.
– Там человек из «Росатома» приехал, специалист, – кивнул Нелезин. – Вон, вон он. Это же, как говорится, их епархия. Мы то что? Мы же в Минэко радиацией-то никогда особо… Это же федеральная история.
Человеку из «Росатома» было лет тридцать. В брюках и светлой рубашке, похожий на менеджера по продажам, он стоял в тени недалеко от парковки, прижимая к себе тонкую папку, припотев к ней. Почувствовав наш интерес, парень распахнул папку, нахмурился и углубился в чтение.
– Нет, – отрезал я. – Выступите вы. Технические подробности никого не убедят. Это эмоциональный протест. Вы свой, вы местный: нужно максимально просто объяснить, что опасности нет, ясно?
– Конечно, конечно. Да какая опасность-то? – закачался он сразу всем телом. – Поезд обычный проедет, что страшного-то?
Эдик снова куда-то пропал. Я оставил Нелезина, который злил меня бестолковым соглашательством, и зашагал вдоль путей. Слева от меня на поляне стоял жёлто-оранжевый шатёр, украшенный цветными ленточками, которые змеились на слабом ветру. У шатра бесновался раздетый до пояса парень. В руках у него была пластиковая бутылка, которую он использовал наподобие бубна. Он кривлялся, извивался, делал нелепые финты ногами, бил в пластиковый бубен и выкрикивал что-то вроде «О-шш! О-шш!».
Я включил рацию и прошипел:
– Денис, блин, что за цирк у меня тут? Где! На поляне у забора. Это цыгане или кто?
Денис наблюдал за мной из машины. Рация выдавила шершавый звук:
– Кирилл Михалыч, да это дети, мы проверили.
– Дети?
– Подростки, паганы, как их… праноеды или типа того.
– Секта?
– Ну, да … Они в обход дороги пролезли ещё с вечера, палатку поставили. Шугануть?
– Не надо. Пусть жарятся. Отбой.
Когда я снова повернулся к шатру, его обитатели стояли у входа, насмешливо разглядывая меня. Им было лет по двадцать. Бесноватый продолжал свой танец. Ещё один парень, светловолосый, с немного детским лицом и острым носом, похожий на зверька, сидел на пне и задумчиво строгал палку.
