– Как насчет «Ренди Энди»? – послышался женский голос.
Дэвид попробовал взять еще несколько аккордов, произведя взрыв света и звука, и закончил разминку.
– Слишком громко. Сегодня вечером я не в настроении.
– «Мейкон-сити бар», – предложил чей-то баритон.
Бет рассмеялась.
– Отчаянная собралась компания, Дэвид.
Пара воодушевила и взбодрила публику.
Она стояла неприступно
У стойки «Мейкон-сити бара»,
Она украла мое сердце,
И я навеки стал другим,
Навеки стал другим,
С тех пор, как она стояла неприступно
У стойки «Мейкон-сити бара»
Совсем скоро все собравшиеся пели и танцевали. Хатч и Пастор тоже присоединились к ним. Пел Броули страшно фальшиво, но знал об этом и, возможно, старался подчеркнуть это, стремясь произвести впечатление. Хатч рассмеялась, и он усмехнулся.
– Мне просто нужно распеться, – сказал он.
Хатч радовало его общество и его объятия. Она давно уже не была близка ни с кем, кто мог вызывать такую чувственную электризацию.
Бет играла; собравшиеся буквально ревели. Они уже спели «Любовница с гор» и «Экспресс», весьма воодушевляющую вещицу о бесшумно скользящих поездах. А еще: «Глубоко в городских подземельях», «Уходит последний мужчина» и «Вверх по дуге».
Бет восседала на помосте рядом с ними, собирая заявки, иногда исполняя песни по собственному выбору. В середине «Гимна миротворца» ей на глаза попался Пастор, и она поманила его к себе. Он взглянул на Хатч, стараясь оценить ее реакцию.
– Иди, – разрешила она, изображая беззаботность. Может быть, Хатч и не была самой красивой женщиной в этой комнате.
Они спели про «Дальновидного Джека», который был «преданным и верным, пока был у меня на глазах». Песня кончилась, и Бет отпустила Пастора. Но, заканчивая вечер «Ацтеками», она не сводила с Пастора глаз, не скрывая своих вполне определенных намерений.
Во время перерыва они решили, что натанцевались. Он проводил Хатч до стоянки такси и смотрел совершенно невинно, когда она предположила, что он одержал очередную победу.
К этому времени дождь заметно разошелся. Они летели почти сквозь ураган. Пастор казался очень задумчивым.
– Хатч, – поинтересовался он, – ты, случайно, завтра не свободна?
– Я лечу в Принстон, Пастор, – ответила она, – повидать маму.
– О-о-хо-хо.
– А почему ты спросил?
– Могли бы вместе пообедать. – Он пожал плечами, будто отбрасывая все проблемы целиком. Неудачная мысль. Следовало бы знать, что ты будешь занята.
– Она ждет меня, Пастор. Мы не виделись уже год. Я действительно не могу отменить эту поездку.
То же ей подсказывало и чутье. Не стоит торопить события. Не стоит, если она действительно заинтересована в нем.
– Хотя вот что я думаю. Я вернусь в пятницу. Может, тогда и встретимся?
– Хорошо, – легко согласился он. – Позвони, когда приедешь.
Такси приземлилось на плоской крыше ее отеля. Пастор попросил подождать, вышел и проводил ее до дверей номера. Хатч открыла дверь и повернулась к нему, не раздумывая, пригласить ли его к себе. Они оба выпили лишнего.
– Спасибо, Пастор, – сказала она. – Вечер был просто чудесный.
– Мне тоже понравилось. – Он наклонился и запечатлел на ее лбу невинный поцелуй, приоткрыв губы и позволив им задержаться ровно настолько, чтобы впитать частицу ее огня.
Этот малый знает, что делает.
Затем, приняв на себя всю тяжесть решения, он отступил.
– Ты удивительная, Хатч, – произнес он. Повернулся и удалился широким шагом.
Продолжая бороться с ощущением, что вела себя словно идиотка, Хатч посмотрела, как он исчез в лифте. Затем медленно закрыла дверь и подошла к окну. Минуту спустя в ночное небо поднялось такси, делая широкий разворот по дуге в сторону Хрустальной башни.
