Мысль о том, что сказала Серафима, как-то не давала мне покоя. Я попробовала позвонить Веселухину и Маше, но они по-прежнему не отвечали. Странно. Если я звоню Паше, он всегда тут же берет трубку. Пишу сообщение – тут же отвечает. Я написала: «Паша, что такое в школе произошло?» Подождала ответа минут десять, пока ехали до следующей станции. Нет, не отвечает. Футбола у него сегодня нет. Не может же он запереться с Алёхиной на три часа? С тех пор, как я звонила, прошло уже порядочно времени. Скоро начнет темнеть.
Я почувствовала, что невероятно хочу есть и, главное, пить. И у меня очень замерзли руки. Я продумала все, кроме перчаток. Как-то забыла, что в первые холода очень мерзнут руки. Я засунула руки поглубже в рукава.
– Что, скучаем? – ко мне подсел парень.
Я чуть отодвинулась. Народу вокруг было достаточно, поэтому я не боялась.
– Выйдешь со мной? – он нехорошо улыбнулся.
Да что же такое! Я видела – впереди сидят порознь еще две девочки, одна моего возраста, едет домой из училища, наверняка живет в Подмосковье, учится в Москве. Другая чуть постарше, но очень красивая. Почему он подсел именно ко мне? Видит что-то такое… Что? Чем я так от них отличаюсь?
– Что молчишь? – Он поставил ногу так, что коленом закрыл мне проход и прижал к стенке. Надо было не на пустое место садиться, а между двумя бабушками – полно таких мест было, а я выбрала место, чтобы сидеть как королева. Вот сижу теперь…
– Нет, не выйду, – как можно тверже постаралась сказать я.
– Да ладно! – он осклабился, я увидела темные зубы и почувствовала тошнотворный запах плохой еды и табака. Если ешь просто хлеб, не пахнет никак. От парня пахло синтетической колбасой, еще чем-то кисловатым, но не приятным, а мерзким. Запаха спиртного я не уловила. – Давай, двигай копытами, не пожалеешь. Хорошо будет, тебе понравится.
– Понравится что? – Я все же отодвинулась от него, хотя для этого пришлось сократиться вполовину и совсем вжаться в стенку.
– Гы-гы!.. – заржал он. Серафима называет это смехом имбецила. Так смеются некоторые наши мальчики, даже домашние. Вроде сидят себе нормальные, а смеются как дебилы. Говорят, что по смеху человека можно многое о нем сказать.
Парень немного поржал, а потом изо всех сил схватил меня за руку – тут я увидела у него на руке жирную затейливую татуировку – и сказал:
– Ты давай не выёживайся. Сказал – пойдешь, значит, пойдешь. Я своих баб вижу. Всё.
Я попробовала высвободить руку – невозможно. Ноги мои были окончательно зажаты – его нога раза в два с половиной была больше моей.
Я видела, что сидящие через сиденье напротив бабушки смотрели на нас, но ничего не говорили. Я попыталась взглядом привлечь их внимание, не кричать же было.
– Эй, парень, что ты ее прижал совсем? – спросила одна из них, правильно поняв мою безмолвную просьбу.
– Сестричку домой уговариваю поехать! – весело ответил ей парень, и я удивилась, как такой тупой на вид человек быстро сориентировался. Наверное, не впервой. – Бегает по Москве, а дома ее мамка ждет. – Одним углом рта он прошипел, изо всех сил сжимая мне руку, так что у меня заболела не только рука, а даже голова: – Молчи, тварь, пикнешь, – зарежу.
– Я заразная, у меня СПИД, – сказала я. Это было последнее средство, я знаю, так учила меня говорить Вера, если меня поймают и будут насиловать.
Парень опять заржал и даже помахал бабушкам:
– Веселая у меня сестричка! Шутница! – А мне опять прошипел: – Знаем эти байки! Проходили, не боись!
