Джуди мелко пакостничал и при любой удобной ситуации перекидывал всю вину на кого-либо из друзей. И взрослые охотно верили. Поэтому Марти и вся их компания частенько получали по голове за проступки Джуди. Тем не менее Джуди всегда доставлял удовольствие своим искрометным чувством юмора, а его размеры вызывали в его более крупных друзьях желание вступиться за него и всячески помочь.
Марти перевел скользящий взгляд на Диего, который сложил руки на груди и нахмуренно смотрел на О'Хайера. Мадьяр отличался стойкостью и суровостью характера.
В силу своей вспыльчивости, а так же природной смелости Мадьяр часто заступался за друзей в детстве, отчего и получал сам порой больше, чем остальные. Это не могло не вызывать восхищение у его друзей. В то же время Мадьяр обычно был молчалив и все воспринимал с негативной точки зрения.
Они все что-то значили по-своему для Марти. И много лет уже было отдано их дружбе. И Марти был рад, что выдался свободный вечер, чтобы провести его в компании своих дорогих и близких друзей.
Марти выхватывал отдельные детали из образов его достопочтенных друзей. Больше всего его интересовали взгляды и те эмоции, которые они способны были передать.
Хищный изучающий взгляд Мадьяра, просверливающий произносящего очередной тост О'Хайера. Немного с хитринистым прищуром тяжелый взгляд Владлессена. Подобострастный взгляд Джуди вкупе с его приоткрытым ртом, устремленный на супругу Мадьяра. И глаза Дон Гана, перескакивающие с лица на лицо и задерживающиеся на Тимее.
И они стукались бокалами, когда Дон Ган договорил. Марти сделал картинный жест, как будто поднял ввысь воображаемый бокал – это уже стало привычным его движением.
Когда О'Хайер договорил и все выпили, повисла неловкая пауза. Чтобы продолжить общение, Владлессен привстал:
– Ну и конечно мой рояль!
Он грузно прошествовал к массивному инструменту и водрузил свое тело на скромный, обитый шелковой тканью, табурет.
О'Хайер встал, поднял руки вверх и театрально закружился.
– Весь мир может подождать, когда душа желает танцевать! – изрек он.
Он поплыл в танце как будто трезвый, что вызвало улыбки на лицах, звонкие девичьи смешки. Владлессен начал вальс.
– Оу, – О'Хайер запнулся, – позвольте вас пригласить – и он картинно поклонился Тимее.
Тимеа как бы нехотя подала руку.
И Дон Ган повел.
Это было поразительно, но даже пьяный он как будто чувствовал женское тело в танце, его движения были лаконичны и точны. Они плыли по свободному пространству как идеальная пара.
И немного нереальными казались наполненные мелодичностью нажатия клавиш под грузными пальцами Владлессена. Он сбавлял темп, и О'Хайер повел медленнее.
– Дьявол! Где его рука! Он совсем, что ли, совесть потерял?! Вы посмотрите, где его рука! – Диего все больше заводился.
Рука О'Хайера медленно спускалась все ниже и ниже, миновав талию.
В следующий раз, когда он сказал это особенно громко и Дон Ган услышал его, тот как бы нехотя убрал руку.
Владлессен продолжал партию, он начал усиливать темп. О'Хайер вновь закружил в танце, перемещаясь по свободному пространству с легкостью и грацией. Бесспорно, за этой парой было приятно наблюдать.
И когда Лардо опять замедлил темп, и О'Хайер опять перешел на обычный медленный танец, его рука предприняла попытку пробраться к запретному.
– Дон! Убери свои руки! – по лицу Мадьяра заходили желваки, – быстро!
О'Хайер как будто и не слышал его. Лишь когда Диего подорвался – путь ему преграждал стол – Тимеа резко убрала руку Дон Гана.
