– Не понадобится?
– Нет. Ему нужно просто подумать о нас, и все… конец! Джин с вермутом или приготовить коктейль?
– Что ты вообще несешь?
– Истину, и ничего более! – сказал Чейз и стал быстро разливать напитки. – Ну что, голосуем? Никаких коктейлей? Хорошо. А ты, Мина? Не хочешь коктейль?
– Меня все устроит, Ларри. Джин с вермутом тоже чудесно.
– Мистер Пенник, – вернулся к прерванному разговору Чейз, – рассказывал нам, что мыслительные волны – это физическая сила. Разумеется, мы об этом уже знали, но теперь он утверждает, что при надлежащем использовании они могут убить человека.
Сэм Констебль взял стакан, и на лице у него появилось выражение безысходности. Он словно хотел сказать: «Ну вот. Никогда мне не обрести покоя и не избавиться от мучений! Почему меня вечно преследуют всякие неприятности?» За его напускной холодностью ясно проступало раздражение и жалость к самому себе.
– Неужели? – сказал он и сделал шумный глоток. – Значит, вы опять развлекались угадыванием мыслей?
– Спроси Сандерса. Просто спроси его. Мистер Пенник попросил его подумать о чем-нибудь и угадал с первого раза. Даже когда Сандерс попытался скрыть свои мысли, в том числе о…
– Всякой ерунде, – перебила его Хилари, не сводя глаз с фонтана.
– Неужели мне попался действительно кто-то подходящий? – сказал Сэм, глядя на Сандерса поверх своих очков. – Вы медик, молодой человек?
– Верно.
– Мне сказали, что вы консультируете патологоанатомов в Министерстве внутренних дел.
– Да.
– И вы готовы согласиться со всей этой чушью?
– Я ни с чем не собираюсь соглашаться, мистер Констебль. Но я признаю, что мистер Пенник изумительным образом продемонстрировал нам свои способности. Думаю, это честное определение.
Хозяин дома неожиданно вскочил с места:
– Мина, ради бога! Хватит раскачивать и трясти стакан, как старая карга, которая потягивает джин в пабе! Если у тебя так трясутся руки, что ты не можешь держать стакан, поставь его на стол и пей через край. Во всяком случае это будет приличнее, чем выставлять себя на всеобщее посмешище.
Сэм Констебль осекся, и у него даже хватило совести изобразить легкое смущение после неожиданной вспышки гнева. Возможно, он не имел в виду ничего дурного. Но его слова прозвучали жестоко, ведь дрожащие руки были одним из очевидных симптомов перенесенной малярии.
Мина ничего не сказала.
– Ну ладно-ладно, извини, – проворчал мистер Констебль и осушил стакан, а затем еще раз опрокинул его, словно проверяя, не осталось ли чего-нибудь на донышке. После этого он снова уселся. – Но из-за вас я теперь чувствую себя стариком. Имейте хоть немного жалости. Я часто говорю, что Мина сведет меня в могилу своей привычкой все ронять. Что-то нервы расшалились. Не выношу всего этого. Тем не менее я считаю, что чтение мыслей – полная чушь. Это неправильно. Это… – На лбу у него вздулись вены. – Это противоречит всему, чему нас учили. Противоречит самой природе!
– Сэм, ты себя накручиваешь, – жалобно проговорила Мина. Ее глаза заблестели. – Разве ты не видишь, как это занимательно? И ты прекрасно помнишь, как мистер Пенник рассказал тебе, о чем ты думал, когда решил устроить ему испытание. Только ты перебил его и крикнул: «Неправда!» – прежде чем он успел договорить. А потом отказался от дальнейших испытаний. Прости, мой дорогой, но ты знаешь, что это так.
Сэм взглянул на жену.
– Может, сменим тему? – с наигранной любезностью предложил он, а затем достал часы и внимательно посмотрел на них. – О, недурно, недурно! Уже почти семь тридцать. Самое время принять ванну и переодеться к обеду…
