– Той самой, где ты жил, когда родители уехали с Пашей в Питер?
– Ну, да.
– Кстати, а как Паша? – уже мягче спросила Агата о старшем брате Локоткова. – Закончил он военную медакадемию?
– Конечно. Остался в Питере, работает в госпитале. Женат, отец двух сыновей.
– А родители?
– Мама с отцом тоже в Питере. Работают. И у них всё замечательно.
– Они не противились, чтобы ты отдал квартиру?
– К тому времени она давно принадлежала мне.
– А где ты сейчас живёшь?
– На съёмной.
– Удивительно, что мы не встретились раньше, – задумчиво произнесла Михалёва. – Ведь квартира твоих родителей в соседнем доме.
– Меня почти не было в городе, – сказал Слава. – Женился я в Москве. А сразу после развода надолго уехал в Иркутск. Потом пару лет опять пожил в Москве. После того, как там взлетели цены на съёмное жильё, решил вернуться сюда.
– Ну, и как?
– Пока точно не знаю, – пожал плечами Локотков. – Скорее всего, побуду какое-то время.
Он посмотрел на Агату взглядом, значения которого она не уловила. Зато у неё самой этот взгляд вызвал бурю противоречивых чувств: тоску по несбывшемуся; превосходство, выраженное в гордости за свою состоявшуюся карьеру; угрызения совести и, наконец, лёгкое презрение по отношению к мужчине, со слабым отголоском жалости к нему.
– Как получилось, что ты расстался с мечтой стать экономистом? Вроде бы, в последние десятилетия эта специальность была очень даже востребована.
– Очень просто, – ответил Слава, глядя прямо перед собой. – Не хватило одного процента до поступления. Поэтому, пришлось применить полученную в УПК* профессию водителя. Кстати, и в армии пригодилась. Спасибо школе.
– Обидно, – горько сказала Михалёва.
– Считаешь?
– А, разве, нет?
– Не знаю, – снова пожал плечами Локотков. – Обижаться, вообще-то, не на что.
– Но ведь, – пылко проговорила Агата, – с твоими способностями можно было сделать немыслимую карьеру экономиста.
– Полагаешь, – тоскливо глянул на неё Слава, – мне это нужно после того, что произошло?
– О, Господи, – всплеснула руками Агата, – но развод это же не конец жизни! Или ты так её любил…?
– Любил я только тебя, – вернув в голос умиротворение, посмотрел на дорогу Слава. – Впрочем, – спустя несколько секунд тихо добавил он, – я напрасно употребил прошедшее время.
– Зачем же тогда женился? – горько хмыкнула женщина.
– Чтобы у девочки был отец.
– Банально, – отвернулась от него Михалёва, устремив взгляд в том же направлении, что и водитель.
«По залёту», – сделала заключение она, не произнося вслух.
– Уж как есть.
– Извини, вернусь к вопросу о поступлении, – снова посмотрела на Локоткова Агата, опасаясь, что разговор повернёт в сторону выяснения их отношений, внезапно прекратившихся после выпускного вечера в школе. – Разве, нельзя было попробовать на следующий год? Или, когда ты там вернулся из армии?
– Видишь ли, меня настолько подкосил этот пресловутый один процент…
– Не понимаю, какая разница, один процент или несколько, – разволновавшись, перебила Михалёва. – Ты же, вроде бы, никогда не пасовал перед трудностями.
– Разница есть, – затаённо улыбнулся Слава. – Поначалу, один процент расслабляет, представляясь несущественным. Ты считаешь, будто удача уже в руках, чувствуя себя без пяти минут победителем. Тогда как для её достижения, порой, требуется гораздо больше, чем для предыдущих девяноста девяти процентов. Знаешь, это примерно как при зарядке сотового телефона. Ты никогда не обращала внимания, что некоторые модели телефонов довольно быстро заряжаются до девяноста девяти процентов. Зато потом, чтобы на табло загорелись пресловутые сто, проходит немало времени. То есть, как бы поточнее выразиться, – чуть склонил голову набок Локотков, избегая пытливого взгляда своей пассажирки, – в этом проценте содержится наибольшее количество ёмкости для полной зарядки.
