— Что случилось? У тебя какая-то беда? Почему ты на обочине?
— Ничего не случилось. Я просто иду к Алеше в город.
— К Алеше в город, — повторила она едва насмешливо. — Как Ломоносов? Садись-ка ты, милая, в машину, я тебя отвезу.
За рулем ее автомобиля сидел незнакомый молодой мужчина — приветливая улыбка, расчетливый взгляд. Я мигом вообразила, что это жиголо, вынужденный спать с немолодой примадонной, чтобы накормить голодающих младших братьев. Разумеется, в глубине души он ее ненавидел и мечтал придушить.
Что же победит? Оскорбленность униженного или страх перед убийством?
Я обошла машину и плюхнулась на заднее сиденье.
— Спасибо, Римма Викторовна, — вежливо поблагодарила я, внутренне трепеща и от воображаемой опасности, которая ей грозила, и от сияния, которое от нее исходило.
— Не чужие ведь люди, милочка, — великодушно отмахнулась она. — К тому же, нельзя, чтобы ты болталась по улицам в таком виде. Алеша известный в нашем городе человек, а ты, некоторым образом, его визитная карточка.
— Я — кто? — оторопела я. Визитка? Вы тоже это слышали, или меня слишком припекло солнышком прямо через панамку? — Ой, а Армани-то я дома забыла вместе с кольцами от Тиффани и сумочками Луи Виттон. Алеша ведь меня так и осыпает драгоценностями с утра до ночи, только успевай подставлять карманы.
— Ну не стоит так остро реагировать, — ласково укорила меня Римма Викторовна, — я ведь на твоей стороне. Таролог — это так свежо. В театре столько разговоров было о том, какую экзотическую жену заполучил Алеша.
— Экзотики во мне полные штаны, — легко согласилась я.
Прямо сейчас во мне боролись две субличности: одной хотелось пререкаться, а другой — пасть ниц перед богиней.
— Люди готовы поверить во что угодно, когда их припечет. Но, милая, ты не думала устроиться на нормальную работу?
— Иногда мне хочется стать звездочетом, — поделилась я, — смотреть на небо в подзорную трубу и носить остроконечный колпак.
Губы Риммы Викторовны дрогнули в усталой улыбке.
— Забавно, — проговорила она сухо.
— А что вы-то делаете в наших краях? — спросила я лишь для того, чтобы отвлечь ее от моей персоны.
— В ваших краях? — повторила она. — Когда ты собираешься переехать к мужу окончательно? Идея жить на два дома — это курам на смех. Алеша не из тех мужчин, кого можно оставлять без пригляда.
— Почему? — энергично захлопала ресницами я.
Почему, почему. Потому! Две из трех жен ушли от Алеши из-за его измен, и только Римма Викторовна — от любви к режиссеру.
Муж объяснял, что все дело в театральной среде. Хранить верность у них там вроде как неприлично даже. А еще он клялся, что со мной никогда так не поступит, потому что я единственная, и до меня он не знал истинной любви. Вот артист, не зря у него столько поклонниц.
Но ведь и я была его поклонницей тоже, поэтому слушать это было так сладко, так остро! И страстно хотелось поверить в то, что бабник-рецидивист изменится ради меня — его истинной любви.
Я ведь и правда единственная в этом мире, другой такой Мирославы больше нет нигде, хоть сколько ищите.
Алеша со своими романтическими метаниями вызывал у меня жгучую нежность. Нелегко быть изменником, думается мне. Тебе нужно все время что-то врать и сочинять, а потом помнить, что соврал и сочинил. И вечно испытывать беспокойство и фоновую вину — а вдруг поймают, придется оправдываться, слезы, ссоры, драмы.
Нет, изменять — нелегкий труд, и мне бы не хотелось взваливать на себя такую хлопотную ношу. Но ведь Колесо фортуны, Дьявол, Влюбленные, Луна — нелегко перебить такой расклад. Жрица и Король мечей. Не та парочка, о которой будут писать поэты, но та, о которой захочется позлословить.
