Чрез тернии к счастью - страница 17

– На сколько я знаю, – как могла, убедительнее, чтоб успокоить мать, произнесла девушка, – всё страшное уже позади. А вы можете поговорить с лечащим врачом, она там, в ординаторской.

В бессознательном состоянии, Ольга провела двое суток, очнувшись на короткое время, но ни кого не узнавая, вновь впала в беспамятство. Молодой организм боролся, как мог, как будто, сознавая за саму девушку, что ей предстоит обязательно сделать ещё очень многое и умирать ей ни как нельзя.

К исходу третьих суток, больная стала бредить и звать кого-то. Сидевшая около неё мама, вызванная зятем, с трудом разобрала в произносимом, имя, «тётя Маня».

– Тётя Маня, … тётя Маня, – шептала еле слышно больная.

Подошла лечащий врач, поинтересовалась состоянием больной:

– Ну, как она? – шёпотом спросила Раису Васильевну, маму Оли.

– Зовёт какую-то тётю Маню, – в полголоса ответила женщина.

– Тётю Маню? – удивилась врач.

– Да, – кивнула головой Раиса Васильевна, с удивлением посмотрев на докторшу.

– Кого-то из родственников зовёт? – пытливо глядя на маму, спросила врач.

– Нет, – отрицательно покачала головой мама. – У нас нет тёти Мани.

– Может, на квартире, где жила, или соседи?

– Не знаю…, – горестно глядя на дочь, покачала головой женщина, продолжая сидеть на стуле у изголовья больной и держа её за руку одной своей рукой, а пальцами другой, гладила по холодной руке дочери. – Горемыка ты моя, – приговаривала женщина, с любовью и страданием глядя в лицо дочери. Раиса Васильевна почувствовала, как слабые пальцы дочери шевельнулись и пытались сжать её руку, а слабые уста, снова прошептали «тётя Маня».

Окончившая смотреть показания приборов врач, тоже услышала еле уловимый шёпот больной.

– Опять зовёт? – спросила она.

Мама только покивала головой, не отводя взгляда от своей горемыки.

– Вы бы пошли, отдохнули, медсестра посмотрит, – услышала Раиса Васильевна над головой, тихий голос врача. Женщина приподняла голову, увидела сестру и, положив руку дочери на кровать, прикрыла её одеялом, сама медленно встала, придерживаясь за спинку кровати, и вышла из-за стула.

Только сегодня Раиса Васильевна смогла немного успокоиться и осознать, что самое страшное прошло, её дочь останется живой. А, что там произошло у них с мужем, или ещё где, из-за чего её доченька хотела наложить руки на себя, она ещё разберётся.

«Я знала, – думала про себя женщина, – я чувствовала, непутёвый он, раз Оленька до сих пор не родила ребёночка. Хотел бы он дитё, баба уже б родила. Ну, доберусь я до тебя, зятёк, погоди. И за два дня так и не пришёл, не проведал жену. Чтож это за муж такой? – Раиса Васильевна медленно шла по коридору отделения, разминая затёкшие ноги. – Сватовья старые, и те приходят каждый день, а он носа не кажет. Знать вину чует, шельмец».

Последнее время она сама стала жаловаться на здоровье, стали отекать ноги, часто стало колотиться сердце, появилась одышка.

Не лёгкая судьба женщины на деревне: мало родить, даже пятерых, надо вырастить, выкормить их, одеть. А, манна с небес не падает, надо заработать. Хоть и муж – защита, стена, опора, а и он не двужильный. С утра до ночи пашет, косит, убирает, да ещё и в своём хозяйстве справляется. Не стало колхозу, не стало и постоянной работы. Хорошо, хоть, пока растаскивали колхоз по своим дворам, он успел ломаный тракторишко «прихватизировать», а то, при той «приватизации», достались бы ломаные лопаты, как другим, кто кричал на собрании: «Не хотим капиталзьму, хотим оставаться в колхозе, чтоб усё обчее было». И, дождались, когда всё, что было хорошее, «прихватизировали» правление колхоза и те, кто к ним ближе были, а неугодья – земли и ломаную механизацию – бери, кто хочет. Кто не хотел, не получил вообще ничего и теперь ездят на заработки по городам да чужбинам.