У юноши не было башмаков, а штаны были порваны на коленях. Без рубашки, скоро он начал дрожать от ночной сырости. Он не жаловался и даже старался скрыть дрожь. Но он обнимал себя за плечи и потирал руки, и Сефия понимала, что ему холодно.
Нахмурившись, она остановилась, чтобы открыть мешок. Не прикасаясь к юноше, она протянула ему одеяло. Он боязливо посмотрел на нее, но Сефия улыбнулась, и юноша осторожно – более осторожно, чем она ожидала, – взял одеяло и закутал им плечи.
Так они продолжали свой путь. Несколько раз Сефия останавливалась, чтобы дать ему вяленого мяса и воды, но в остальном они двигались без остановки и без звука. Сефия привыкла к молчанию во время своих странствий с Нин, а для юноши молчать казалось естественным.
Остановились они только перед рассветом. За это время они не раз пересекали ручьи и петляли – на тот случай, если среди похитителей мог оказаться следопыт, и Сефия устала. Не без труда она забралась на ближайшее дерево и принялась привязывать к ветвям свой гамак. Опасливо озираясь, юноша залез вслед за ней. Оба настолько утомились, что глаза их были готовы закрыться сами. Сефия показала своему спутнику на гамак, куда он лег и моментально заснул; сама же она привязала себя к дереву. Некоторое время она осматривалась и прислушивалась, но вскоре и сама забылась сном под пение утренних птиц. Среди шелестящих листьев он и она спали, не зная ни имен друг друга, ни историй жизни друг друга – пока ночь не сменилась ранним утром.
Ярко окрашенные опавшие листья деревьев легли на лесной подстилке узором: Это – книга.
* * *
Как только дверь его ящика стала открываться, впустив внутрь столь яркий лунный свет, что стало больно глазам, юноша отпрянул в угол и замер там, прикрывшись рукой. Он был закрыт здесь уже несколько дней; ящик трясли, раскачивали, роняли. Если он и видел небо, то только через отверстия в ящике; внутри же было темно и пахло кровью.
Он задрожал. Свет и воздух означали боль. Он ждал ее, он знал, за болью идет смерть. При виде деревьев, окружавших его ящик, он сжался и забился в угол. Лунный свет проникал в ящик через открытую дверь. Следом шли страх и боль.
Но вместо них в ящик проник голос – нежный, мягкий локон среди потоков разрушительного света, нанизывающий слово за словом. И голос этот пробудил воспоминания столь глубокие, что они напоминали сон: Идем со мной! Тень надвинулась на него, и он отпрянул, но слова повторились: Прошу тебя, идем со мной!
Как зверь, он выполз из своего ящика, привлеченный голосом, который пульсировал перед ним зыбкой тенью. Моргая, он встал и осмотрелся. Боли и страха не было. Только холод и голос. Он содрогнулся. Нет, они обязательно придут. Они всегда приходят – страх и боль. Боль и страх. И кто-то должен умереть.
Глава 6
Прирожденный убийца
Над кронами оксинианского леса тучи тянулись по небу, с каждой минутой становясь все темнее и темнее. Ночные твари вернулись в свои норы и пещеры, и птицы с суматошными криками носились меж ветвей. Приближался дождь.
Сефия проснулась за полдень. Спина и шея ее затекли от сидения в неудобной позе, и несколько минут она осторожно разминала их, рассматривая своего спутника, спавшего в той же позе, в которой он заснул накануне. Нос его был слегка искривлен – очевидно, в результате перелома, – а на смуглых щеках кое-где проглядывали веснушки. Теперь он больше напоминал человека, чем посаженное в клетку животное.
