– Какую фразу? – спросил я минуту спустя, потому что комиссар молчал, погрузившись в воспоминания.
– Вот что удивительно, – тихо сказал Бутлер. – Мы иногда думаем, что компьютеры умнее нас – только потому, что они быстрее перебирают варианты. Ведь фраза эта была в протоколе и, следовательно, в памяти компьютера.
– Какая фраза? – повторил я.
***
Шли третьи сутки после смерти Кацора, когда Бутлер позвонил секретарю генерального директора «Природных продуктов» Меира Садэ и спросил, сможет ли патрон принять его и еще несколько человек сегодня… ну, скажем, в семь вечера. Через минуту трубку взял сам Садэ:
– Господин комиссар, – сказал он, – не могу ли я ответить на вопросы по телефону? Вы хотите что-то узнать в связи с делом покойного Кацора, я прав? Видите ли, у меня нет ни минуты…
– Я понимаю, господин Садэ, – твердо сказал Бутлер. – Но не имею права задавать вопросы по телефону. Я отниму не больше десяти минут.
– Хорошо, – вздохнул генеральный директор. – В семь в моем кабинете. Я знал покойного довольно хорошо, и, если смогу что-то сказать…
Ровно в семь Бутлер входил в кабинет Садэ. Следом шли четверо: все подозреваемые по делу Кацора. Кудрин держался лучше остальных – что-то насвистывал сквозь зубы, зная, что свист раздражает комиссара, и всячески давал понять, что мнение Бутлера его не интересует. Астлунг был сосредоточен, смотрел только перед собой и следовал за комиссаром, как робот. Офер казался постаревшим лет на пять – ясно было, что прошедшие сутки дались ему трудно и сопровождались мучительными раздумьями. Под глазами были темные круги, а взгляд стал рассеянным и не мог удержаться ни на одном предмете. Полански старательно держал себя в руках – настолько старательно, что со стороны был похож на бездарного актера, репетирующего сложную роль свидетеля и не способного справиться ни с руками, которые не знал куда деть, ни с текстом, который оказался чересчур сложным.
Хозяин пригласил гостей за круглый журнальный стол в углу кабинета и попросил секретаршу приготовить кофе.
– Вам какой? – спросил он.
– Все равно, – покачал головой Бутлер. – Буду пить тот, что предпочитаете вы.
– Значит, по-турецки, – кивнул Садэ. – Итак, приступим. Я так понимаю, что вы, господин комиссар, привели этих господ, чтобы лично и при мне снять с них подозрения, я прав? Бедный Шай покончил с собой?
– Вы правы, я привел этих господ именно для того, чтобы в вашем присутствии как главы фирмы снять с них подозрения. Я бы хотел закончить с этой неприятной историей.
– Комиссар! – воскликнул Кудрин и поднялся. – Вы действительно пришли к выводу, что мы не…
– Успокойтесь, – сказал Бутлер и жестом заставил Кудрина опуститься в кресло.
Астлунг и Офер переглянулись, у Астлунга вырвался вздох облегчения, а во взгляде Офера появилось, наконец, осмысленное выражение. Лишь Полански остался будто отрешенным от реальности.
Вошла секретарша, поставила на столик поднос с кофейником и чашечками и удалилась. Мужчины проводили девушку рассеяно-изучающими взглядами.
– Вот так три дня назад, – сказал комиссар, – сидели вы четверо, господа, на вилле Кацора, и хозяин был еще жив. Вы тоже пили кофе по-турецки?
– Именно, – сказал Кудрин, первым наливая себе густую ароматную жидкость. – Именно по-турецки, хотя Шай готовил его отвратительно.
– Конечно, – согласился Бутлер. – Обычно он пил растворимый. Но в тот день изменил привычке, потому что ждал гостя, предпочитавшего кофе по-турецки.
