Отрываясь от письма, Сокольников, принюхиваясь, закрутил головой:
– Ребята! Каким-то тонким ароматом тянет.
Веселов, не раздумывая, подхватывает:
–Так это ж от портянок Гуськова несет. – Он всегда цеплялся к любым неожиданностям, лишь бы подковырнуть своего друга. – Он на скотном дворе в какую-то яму угодил. Говорит – случайно. А по-моему, от фрицев прятался. Знал ведь, что они в эту яму не сунутся. – Все устало смеются. Гуськов обидно захлопал глазами:
– Иди ты, балаболка. – Не мешкая, чтобы избежать надоевших всеобщих насмешек, повернулся к Сокольникову: – Где тут речка-то, далеко?
– Да нет, вон там, – Сокольников показал рукой в темноту.
Гуськов собирает сапоги, портянки и направляется в сторону речки. Веселов не на шутку забеспокоился:
– Куда пошел-то?! Речка в этом месте простреливается.
Гуськов, махнув рукой, молча скрылся в темноте.
– О-о! Всё ему нипочём. – Ворча и матерясь, что может встретиться с шальной пулей, сержант поспешил за Гуськовым.
Впотьмах, чавкая сапогами по весенней грязи, прижимаясь к церковной ограде, за которой во всполохах ракет угадывается купол церкви, идет капитан Добродеев. Он ищет свою часть. Где-то вдалеке ухнул снаряд. Вдруг из темноты перед ним появляется фигура Веселова. Капитан сразу узнал бойца:
– Веселов, сержант? – Вот так встреча в темноте.
– Товарищ капитан, вы? – искренне обрадовался сержант. – Вы же в госпитале…
– Подлечили, снова в строю, – сдержанно улыбнулся капитан. – Где наши?
– Вот за этим заборчиком. Отдыхают после боя. Пойдемте.
Встреча бойцов и командира была оживленной:
– Товарищ капитан?!
–Наконец-то!
– Как здоровье? Уже поправились?
– Кто умеет – разве долго?
А еще радовались потому, что потери, которые понесли в бою, пополняются вернувшимся надежным командиром.
Добродеев и Родионов крепко обнялись.
Дружба двух командиров давняя, и связала их не война. Они родом из одной деревни, и у обоих сердце с детства прикипело к родной земле. Для них пашня, урожай не пустой звук. И война для обоих – как ненужное безумное занятие. Но враг топчет их землю, поливая ее кровью безвинных. И они сознают, что свою землю надо освобождать от чумы.
Бойцы устали от тяжелого боя, гибели товарищей. Добродеев это понял сразу. Ему хотелось хоть как-то поддержать моральный дух солдат:
– Вы такими темпами продвигаетесь, еле догнал вас. Я уж думал, что к посевной ребята хотят закончить войну. Земля-то заждалась хозяина.
Солдаты, конечно, рады были бы закончить войну хоть сейчас. Но фашист так просто не сдается. Остервенело огрызается гад и на что-то надеется… Капитан и старший лейтенант, негромко разговаривая, отходят в сторонку, чтобы не мешать бойцам отдыхать.
– Вижу был бой суровый, – посерьезнел комбат.
– Товарищ капитан, выбило много бойцов.
– Знаю, Федя. В штабе полка доложили.
– Деревенька-то небольшая, а уперся сволочь… Ладно. – Перешел к личному: – Здоровье-то подремонтировал?
– Нормально. Хотели в резервный полк направить. Еле уговорил начальство, чтобы опять к вам, в свою часть. Прибыл, а в штабе сказали: «Скоро будет наступление. Не дать фрицу закрепиться».
– Правильно сказали! Надо гнать без передыха.
Добродеев глубоко вздохнул.
– Сеять скоро.
Помолчали. И возник у Родионова осторожный вопрос:
– Паша… Ну как там в тылу-то? Восстанавливают?
– Да, кое-где готовятся к пахоте. – И завитал этот тревожный запах боли, волнующий каждого, кто родился на земле. – Только пахать некому. – Заходили желваки на красивом лице капитана. – На что силы тратим? – И с горечью ответил сам себе: – На войну! Эх, Федор… – Добродеев в сердцах резанул ладонью воздух. Не хотелось тревожить друга перед боем мыслями о родной деревне, сожженной фашистами. Умолчал. Отложил он этот разговор на после боя. А заговорил тихонько прямо в ухо Федору:
