Так что, и на дорогу, беспокоиться ему не надо. Слава богу, у него деньги есть. Если мало покажется, он возьмет и часть заначки, припрятанные в матрасе. Тогда ему, и на обратную дорогу не придется дрожать. И там он на месте, и покончит со всеми делами. Сходит на могилу матери, поговорит с людьми, с чего это его мама, вдруг умерла. Если в смерти мамы причастен его отец, он пока не знает, как с ним быть. Наконец, ему и о себе надо думать; за одной параллельно займется и с домами. И с бревенчатым, и с каменным. Поговорит по душам, на этот раз уже и с отцом. Ну, если он… а и правда, причастен все же к преждевременной смерти мамы… В горячку, конечно, пороть, ему тоже нельзя. Главное: понять ему, разобраться, а выводы, он еще успеет сделать. А пока, красиво, или некрасиво так думать, прежде ему надо подумать, и о будущей своей жизни. Распустит сейчас он вопли, – все. Как говорят тогда, знающие люди: «Дело табак, тебе тогда». Никто его тогда ничем не поможет. Рассудительность, конечно, у него есть. Но, вот, ему, как – то, все равно не свойственно, перед этой рядом идущей девушкой. А ведь она. Он это видит. Не совсем равнодушная оказалась. Не прошла мимо, когда ему было очень, видимо, плохо. Чуть ведь, а и правда, концы не отдал. Почувствовал, после прочтения этого письма, сразу слабость на ногах. И ведь, чуть еще не грохнулся, прямо на этот тротуар, по которому он в каждое утро ходил, по направлению к своей редакции. И тут, будто, как с неба спустилась, рядом оказалась, и вовремя еще, эта Моно Лиза, с именем Лариса Ивановна. Это уже потом, он все же не удержался, присел на землю, на газон, рядом, с тротуаром. А как она тогда, это было видно по её выражению лица, забеспокоилась. Чужому, казалось бы человеку. Не пробежала мимо, как другие, с оглядкой, склонилась, чтобы помочь его, начала хлестать по его щекам. Этого ведь никогда не забудешь. А с отцом он еще, разберется. Дай ему только время. Но почему, он вновь возвращается к тому месту, откуда у него начались неприятности. Что случилось, все же, с его здоровьем? Почему сердце так учащенно забился в его груди? Он же, вроде, здоровый. Как другие бы сказали о нем: «Как бык…» Да и питается он… вроде, регулярно. Если бы это был у него голодный обморок, еще он мог понять, что он просто голодный. У Марины, вчера, как он наелся: борща, салата. И даже рюмку водки за вечер одолел. Ничего же не почувствовал. Дошел до общежития. Ну, постоял чуть внизу у здания общежития, затем он ведь поднялся и сразу лег в постель. Да и утром он, а и правда, некогда ему было, не завтракал. Даже чаю не попил. Чуть, конечно, проспал. Потому, как только сходил в туалет, почистил зубы, побежал в редакцию. Так как боялся опоздать на эту летучку.
– Вздыхаешь тяжело, зачем? – говорит ему Моно Лиза, решительно беря его за руку, чуть выше локтя. – Так надежнее. Не свалишься … заново. Шагай, шагай. Что засмущался. Я не кусаюсь. Доведу уж тебя до твоей редакции.
– Мне правда, перед вами неудобно, – с волнением, за раз моментально вспотев, говорит ей Куренков. – Простите меня, ради Христа.
– Тебе сколько лет?
– Мне? Двадцать. – И поспешно, смущенно. – Скоро будет двадцать один.
– Мне двадцать три скоро будет. Мы почти с тобою ровесники. Так, что не смущайся, что я взяла тебя за руку. Сейчас я доведу тебя до твоей редакции. Так и быть. Видишь. Уже немного дошагать осталось. Затем я от остановки, поеду дальше, в сторону городского парка. Я в архиве, если хочешь знать, работаю, архивариусом. Я исторический факультет заканчивала, там же, где ты учишься. Между прочим, я свободная. Ну, там, если честно сказать, была чуть полгода замужем. Разбежались в разные стороны. Сделал из меня женщину и разбежались. Забеги к нам, статью можешь, какую- нибудь напишешь. Ах, да. Ты, наверное, Володя, сегодня поедешь к себе на родину?
