Катясь по солнечным улицам, граф нежно улыбался бесчисленным жителям Лондона. Все беспокоились; он был счастлив. Беспокоиться, в сущности, – специальность двадцатого века, но лорд Эмсворт ее не ведал. Быть может, в его жизни не было тех, высших, чувств, которые уподобляют нас богам. Он не знал того трепета, какой вызывает в нас победа; зато не знал и стыда, связанного с поражением. Имя его после смерти не войдет в анналы истории, но он к тому и не стремился. Он был счастлив, как только может быть счастлив кто-то в наш тревожный век.
Автомобиль остановился у дома с веселыми цветами на окнах. Лорд Эмсворт заплатил шоферу и посмотрел на дом, гадая, зачем он сюда приехал.
Несколько минут напряженной мысли решили проблему. Здесь жил мистер Питерc, а он, то есть граф, должен посмотреть его скарабеев.
Именно, скарабеев.
Ска-ра-бей. Скоро-бей… Может быть, воробей? Нет, тогда – воробьев, и вообще их не собирают. Кто же это такие?
Скорее всего рыбы.
* * *
В нашем мире есть люди, которые просто не умеют отдыхать; отдыхом они называют перемену работы. К этому многочисленному классу принадлежал Дж. Престон Питерc, отец известной нам Эйлин, буквально помешавшийся на достаточно неприятных с виду египетских скарабеях.
Пять лет назад расшатавшиеся нервы привели его к нью-йоркскому врачу, который сказал, что надо заиметь хобби.
– Какое? – раздраженно спросил мистер Питерc, у которого уже пошаливали и желудок и характер. Самое слово «хобби» не понравилось ему. Он занимался делом, а не всякой чушью – но врач заметил, что именно поэтому сейчас приходится выписывать чек на сто долларов. Это подействовало. Мистер Питерc совсем не любил выписывать чеки.
– Любое, – продолжал врач. – Чем вы интересуетесь?
Мистер Питерc подумал, но ничего не вспомнил. Даже еда почти перестала его интересовать.
– Вот я, например, – сообщил все тот же врач, – собираю скарабеев. Почему бы и вам этим не заняться?
– Потому, – отвечал мистер Питерc, – что я ничего о них не знаю. Кто они такие?
– Слово «скарабей», – с удовольствием начал врач, – происходит от латинского «scarabeus», то есть жук.
– Жуков я собирать не буду, – сказал мистер Питерc. – Еще чего! Жуков!
Врач подумал, не лучше ли обратить пациента к почтовым маркам, но все же пояснил:
– Скарабей – египетский символ в виде жука. Использовались они как печати, обычно – вправленные в кольца. Есть и простые украшения, скажем – из них низали ожерелья. На многих скарабеях мы видим надписи, к примеру: «Мемфис велик вовеки».
Мистер Питерc мгновенно перешел от брезгливости к приветливому любопытству.
– У вас такой есть?
– Простите?
– Этот, с Мемфисом. Я там родился.
– Вероятно, речь идет о другом Мемфисе.
– Ну, прямо! Другого нет. Мемфис – в Теннесси.
Врач был врачом, а не пациентом именно потому, что избегал споров.
– Посмотрим мою коллекцию, – предложил он, – тут, рядом.
Так мистер Питерc помешался на скарабеях.
– За сколько времени, – спросил он, – можно вот это собрать?
Врач своей коллекцией гордился.
– За сколько? – переспросил он. – Такую коллекцию? За много лет, мистер Питерc.
– Ну, прямо! – вскричал пациент. – Соберу за полгода. Спорим на сто долларов.
С этой секунды мистер Питерc вложил в скарабеев ту неудержимую энергию, которая принесла ему и миллионы, и гастрит. Он вынюхивал их, как собака – добычу. Он вытягивал их из всех уголков света и к должному сроку обладал огромной коллекцией.
