С тех пор она ездит туда каждые выходные, но сегодня впервые не включено отопление. Все сохранившие способность передвигаться обитатели в саду – там Эв еще не была, и он оказался гораздо приятнее, чем она ожидала. Клумбы с розами, ноготками, петуниями – цветами, на которых выросло поколение отца. Естественно, он находит множество поводов для критики («этот садовник – полный недотепа, с помощью «Фэйри» тлю не победить»). Зато его щеки слегка порозовели, когда Эв усаживала его в кресло. Потом был чай и недопеченное печенье с изюмом, просмотр дневных программ по телевизору с деморализующей рекламой похорон, и средств для фиксации протезов, и лечения «чувствительного мочевого пузыря», этого эвфемизма десятилетия. Эв с неприятным осадком осознает, что подобного рода реклама недавно стала появляться на ее страничке в «Фейсбуке»[29] – интересно, эти люди знают, сколько ей лет? В половине одиннадцатого она понимает, что с нее достаточно, и решает, что заработала чашку хорошего кофе в тишине и покое собственной гостиной. Она встает, оправдываясь тем, что нужно покормить Гектора, но отец тут же громко рявкает, что единственная дочь «больше заботится о своем чертовом коте, чем обо мне». Пара посетителей недовольно смотрят ей вслед, когда она уходит, но один сочувственным взглядом как бы говорит: «Не переживай, я проходил через такое же».
В вестибюле Эв убыстряет шаг, устремляясь к двери, и тут слышит, как кто-то окликает ее:
– Мисс Эверетт?
Она оборачивается. Это Элейн Бейлис, менеджер. У Эв падает сердце. Кофе откладывается еще на полчаса. В лучшем случае.
– Я сразу подумала, что это вы. Мы могли бы поговорить? – Вероятно, Бейлис увидела выражение Эв, потому что ее лицо становится жестким. – Не беспокойтесь, надолго я вас не задержу.
Едва ли Бейлис значительно старше Эв, но сочетание унылого гардероба и профессиональных лицемерных манер превращает ее в пожилую женщину лет пятидесяти пяти.
Она приглашает Эв в кабинет и закрывает за собой дверь. Эв садится на неудобный пластиковый стул.
– Я вот что хотела сказать, – начинает Бейлис, усаживаясь на свое место и тщательно расправляя юбку – ее мамаша могла бы гордиться дочерью, – мы действительно очень рады, что ваш отец обосновался у нас.
Эв гадает, говорит ли она от имени всего персонала или же по-королевски именует себя «мы».
– Но?..
Бейлис хмурится:
– Прошу прощения?
– Ваши слова звучат так, будто за ними последует «но». – Эв улыбается. – Или, возможно, все дело в том, что я слишком давно допрашиваю подозреваемых.
Бейлис явно ошарашена, пусть и на секунду. Все бывает в первый раз, думает Эв.
– Я просто имела в виду, что это всегда облегчение – для всех, – когда подопечный начинает чувствовать себя как дома.
Эв ждет. Что-то наверняка последует. Никаких вопросов. Как она сказала, она уже очень долго играет в игру с допросами.
Бейлис вздыхает.
– Знаю, мы говорили об этом раньше, до того как ваш отец стал одним из нас. – Из ее уст это звучит так, будто речь идет о вступлении в масонский орден. – Но чувствую, что нужно повторить еще раз. «Мидоухолл» – это дом престарелых, а не частная лечебница. У нас нет специальных ресурсов…
– Для альцгеймеров.
– Да, для альцгеймеров.
– Врач говорит, что стадия ранняя. Ему прописали препараты…
– Знаю, и мы заботимся о том, чтобы он их принимал. Но это все, что в наших силах. – Последнюю фразу менеджер произносит с нажимом. – У нас нет персонала для круглосуточного ухода. Мы не смогли бы справиться…
