– Явно не для тебя, – сочувственно ляпнула я. Брат строго зыркнул на меня и повел Карен в дом.
Ее комната напоминала прибежище бешеного поэта – всюду были раскиданы скомканные бумажные клочки. Только это были не неудачные черновики стихов, а носовые платки. Карен покраснела и принялась собирать их в мусорную корзину.
– Все, что найдете на кухне, ваше. Приходите есть сюда, мне скучно.
– Что тебе принести? – спросил брат.
– У меня все есть. – Карен хмыкнула, ткнув в охапку лекарств.
Брат мгновенно умял свои бутерброды и поплатился за это – Карен попросила его сходить в аптеку за спреем от насморка.
– Мне казалось, там еще много, а он закончился. – Она попшикала из пустого флакончика и подняла щенячий взгляд. – Так бы попросила вас по дороге купить.
Минут пять брат укоризненно вздыхал, выслушивая ценные указания Карен, какой именно спрей ей нужен, а потом скрылся за дверью.
Привязанные к люстре бумажные самолетики кружились, попав в струю ветра из окна. Карен лежала, зарывшись в одеяло и закрыв глаза. Я подумала, что она уснула, и вздрогнула, когда услышала ее голос.
– Как это тупо – по-дурацки лежать.
Я сочувственно посмотрела на нее и села поближе.
– В детстве мне нравилось болеть. – Она высунулась из-под одеяла. – Все сразу начинали бегать вокруг тебя и ласково разговаривать…
– И в школу не надо идти, лежи весь день и смотри мультики.
– Вообще-то я не нытик, ты не думай. – Карен печально шмыгнула носом.
– Один раз у меня ужасно болел зуб, – поделилась я. – И чтобы вытерпеть, я представляла героев на войне, и революционеров на баррикадах в Париже, и людей, которые выживали во время цунами и еще и других спасали. Им было в сто тысяч раз больнее, и они могли терпеть – значит, и у меня получится.
– Помогло? – Карен приблизила свое лицо к моему настолько, что мы едва не коснулись друг друга носами.
– Немножко. – Я пожала плечами. – Хочешь, сыграем?
– Что? – Карен нахмурила брови.
– Сыграем. Что ты ранена на войне или вроде того. Может, тебе станет легче.
Карен уставилась на меня круглыми глазами. Я начала чувствовать себя глупее некуда, но тут она заулыбалась.
– Давай!
– Серьезно?
– Конечно! Притащи из бабушкиной комнаты аптечку. Перемотаем мне голову бинтом! – Карен расплылась в лукавой улыбке, и на секунду ей стало лет восемь.
Перед дверью бабушки Карен я остановилась – странно заходить без разрешения, как будто я собралась сунуть нос в чужие секреты.
– Где ты застряла? – позвала Карен, и я наконец вошла.
Комната оказалась очень светлой и тихой. Стены лимонного цвета, идеальный порядок и, конечно, неизменные цветы на подоконнике.
– Где аптечка стоит? – крикнула я через коридор.
– На комоде, открой глаза!
На низеньком светлом комоде и правда стояла белая сумочка с красным крестом. Рядом лежала большущая книга в малиновом бархатном переплете. Я дотронулась пальцем до мягкого ворса обложки, погладила корешок и поборола соблазн заглянуть внутрь. Взяла аптечку, но почему-то никак не могла отвести взгляд от книги.
– Ты провалилась в Нарнию?!
Я потянулась к книге, но в последний момент отдернула руку, открыла аптечку, проверив, на месте ли бинты, и направилась к выходу. У самых дверей я обернулась – книга лежала на комоде, притягивая, словно магнитом. Одним прыжком я вернулась к комоду, схватила книгу под мышку и выбежала из комнаты.
– Не прошло и ста лет. – Карен отобрала у меня аптечку. – А это ты зачем притащила?
