Обращали внимание, что делает в первую очередь продрогший человек? Верно! Греет руки…
Карманы даже похожи чем-то на человека: с возрастом, прохудившись, они могут потерять счёт либо просто что-то выронить из себя. Но никогда назло или с умыслом. Наоборот, придя в такое состояние, они по-своему предупреждают, начиная с самого малого, например, с самой малой монетки, которую, право же, не грех уплатить за столь важное предупреждение.
В своей глубокой неодушевлённой утробе хранят бережность, нежность и теплоту, заботу и однозначную преданность. Всегда ли они наблюдаются у нас, «гомо сапиенс»?
И вообще, представьте, что в один прекрасный день – Оп! И исчезли карманы!..
Представили? Ну, и…
Поднялся по лестнице, открыл ключом дверь и вошёл в прихожую. Всё, я дома.
Небрежно, привычным движением сбросил надоевшие за день ботинки.
Проводил взглядом их полёт и приземление, и вдруг в голову пришла показавшаяся мне занятной мысль.
– Сколько вы прослужили, – подумал. – Исполняя только лишь мои желания, вашего хозяина. Без ропота.
Вы не можете пойти, куда хотите, – вас направляют.
С вами не считаются: в холод и жару, в слякоть и сушь, по камням, льду, песку…
Вас топчут, вами пинают со злости разные предметы, большей частью твердые и угловатые…
Вас стряхивают с ног, как прилипший банный лист, чтобы влезть в рыхлые, бесформенные, не способные ни на что домашние шлёпанцы (тьфу – слово-то какое)…
Сколько вы прослужили… верой и правдой, несмотря на возраст и состояние. Почему же на вас иногда смотрят, как на врага, и ищут первого попавшегося повода поменять на другие?..
Вот вы лежите: незашнурованные, как бы растерзанные, заброшенные в угол прихожей.
Вам некому пожаловаться, вы из другого мира. Вас не держат на руках, с вами не говорят, вас не нежат, даже не чистят.
Вы ждёте, возможно, какого-то отношения, хотя бы какого-то признания что ли…
Я с удивлением взглянул на свои ботинки. Разверстые, с раскинутыми в стороны шнурками, они без тени сомнения или обиды как бы смотрели на меня:
– Влезай, мы с тобой хоть куда и когда угодно…
Впервые мне как-то стало неловко перед неодушевлённым доселе предметом, его бессловесностью, но одновременно готовностью служить независимо ни от чего. Греть. Защищать. Меня.
Что-то всколыхнулось внутри, я присел перед ними, протянул руку, потрогал один, второй… Задумался: распластанные, с высунутыми языками… Безвестные, исключая, разве, башмак, брошенный в президента или первый ботинок, коснувшийся поверхности Луны. А так – нет даже собственного имени, только: производитель, год выпуска, размер…
– Пожалуй, почищу вас.
Мне даже представилось, как они, уже начищенные до глянца сияют мне своей улыбкой, и солнечный снопик, отразившись от них, стряхивает с меня оцепенение серого дня и освещает цветами радости выполненного обещания.
– Да, так я сейчас и сделаю…
Слабый звонок из комнаты, – телефон.
– Да!
– …
– Оп-ля-ля, я и забыл. Всё, бегу, бегу…
С разбегу влетаю в ботинки, мгновенным движением затягиваю и завязываю шнурки. Обувь – ну, прям, застегнутый под подбородок гренадер, снова полный сил и энергии: – Куда, прикажете, Ваш благородие?..
Притопываю ножками и – за дверь…
* * *
Обувь, конечно, снова не почистил. Значит, – в следующий раз. Обещаю!
