Что там, за дверью? - страница 8

Найду ли силы, выше тех, что определены мне природой, которые могли бы разжать мне губы, чтобы выдавить из меня эту тайну. Боюсь, что таких нет.

Узник тайны, я, как черная дыра, провалившаяся самое в себя и ставшая пленницей непомерного собственного тяготения. И как оно не даёт ничему вырваться за пределы её, так и пресс вины, которой не знаю и могу лишь подозревать о ней, запечатывается во мне своей безысходностью.

С кем разделить неподъёмную тяжесть? Кто поможет найти ответы на тайну, причастность к которой даже мне самому не вполне очевидна? И не сам ли я возвёл на себя обвинение, которого мне никто не предъявил?..

Но если вело провидение, и двое, не я один, – вдвоём с открытыми глазами шли по тонкому льду знакомства и – в дальнейшем – отношений без, т.с. «взаимных обязательств», то какова доля моей ответственности? Моей собственной.

Вспоминаю… Нежный атлас кожи, наивная непосредственность, упругость молодости, неистощимый пыл, звуки, заглушаемые радио или телевизором, слеза из-под дрожащих век и тихое, выдавленное стоном: – Лежи, не двигайся, или – за порогом сознания: – Ещё! Ещё – в судороги, туман… небытие, восходящее светом и торжественными трубами. Страсть выпивает силы и вливает новые. Ещё стон, теперь он глушит другие звуки и раскачивает стены…

Размётанное, скомканное… Пунцовая яркость горения… Расплавленная ночь…

– Зачем наступает утро!?.. – Прости, прости… – За что?

Потом снова – касание душ и тел, не отягощённых особыми колебаниями, смущением или напряжением мысли. И наступало утро, и ожидание следующей ночи…

Но после потом было ещё – потом. Что именно? Провал: вырваны страницы памяти, с её розами и шрамами, и пламенем, съеденным прошлым. Отчего взорвалась наша «сверхновая»? Чувства, брошенные на пороге начала… Нечаянное слово, раздавившее любовь?.. Непроходимый порог первой любви или непроходимый порог возможных последствий? В одночасье она исчезла, оставив за собой пропасть, в которую я падаю до сих пор. Лишь по слабым раскатам слухов я мог строить предположения, топившие меня в бесконечности своих вариантов. Подозрения хуже правды: первых – много, вторая – неизвестна. В итоге: не уверенный в причинах произошедшего, я погребён его результатом, стена его разделила моё сердце, и теперь, в своём неведении, я пытаюсь спрятаться за самим собой…

Всё! Билеты счастья выпали в прореху надежд, крылья занавеса сложились над светом сцены и потушили его. Актёры ушли… Что дальше? Может ли расплата быть большей, чем тяжесть неизвестности, которая запустила в меня свои когти? Кто виноват?.. И насколько сейчас это важно? …

Если всё же я, – кто отпустит грехи мои, если, конечно, не сам их придумал? Пусть и грех согрешившему просить заступничества судьбы. Кого просить, чтобы тревоги мои оставили меня в покое? Может, просто забыть. Никого не поверять в имевшее место безымянное событие и оставить лист моей истории чистым. Забыть! И не колыхнётся тростник, и не будет шёпота…

Геометрия тела, топология слияния, таинство прикосновения… слёзы, выдавленные стоном. Чувства, перетираемые в пыль жерновами лет… Сомнения…

Воспоминания исчезают в трещинах памяти, и песчинки лет заносят их русла.

– Виновен? …

– Не виновен?

Как-то, подходя к машине, я ещё издали заметил лист бумаги на ветровом стекле. Ничего страшного он не предвещал, ни штрафа, ни записочки, что, мол, такой ты и растакой, – учись правильно парковаться… Нет, ничем таким это не могло быть, т. к. лист был большой, полного формата А4, он не был засунут под дворники, а просто прилип. И он не был рекламой. Там и бумага другая и красок всяких плеснут, – на них не экономят. Воздух после дождя был ещё влажный, шрифт на бумаге немного поплыл и буквы, казалось, окружены усталой фиолетовой тенью. Не глядя, я скомкал его, но выбросить на стоянке было некуда, и я его положил пока в сумку, которую нёс, приеду домой – выброшу.