Читать онлайн Тимерхан Абутьев - Чудак

© Тимерхан Абутьев, 2024

ISBN 978-5-0064-7568-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

в детстве легче было: приказал отец утопить новорожденного брата – выполняешь без лишних слов.

а утопить надо было, потому что император прошёлся по нашим землям, кушанья не было, нечем кормить было малютку.

до сих пор стыдно…

– братец, а помнишь время, когда мудрецы свободно по улицам ходили да люд просвещали?

– помню, брат, помню.

– а помнишь, комаров живых в молоко окунали мы, пили напиток целительный да древесной корой закусывали?

– и это помню. себя только я забыл, всё как в тумане…

когда ливанские продавцы гашиша похитили меня и продержали в подвале несколько недель без еды, когда они пичкали меня разными веществами и заставляли погружаться в глубины воспалённого разума, отделённого от оболочки, летающего вдали, оторванного от материального мира из-за воздействия психотропов, когда они приводили разъярённых собак, которые отрывали от меня куски плоти и обгладывали мои кости, когда я разложился, сгнил, когда мои останки стали убежищем для мерзких личинок, когда я лишился тела, лишь тогда я понял, что свобода – это свобода мысли, и ничто не остановит человеческий разум и душу.

а почему огня я боюсь? дедушка мой любил вырезать человечков из дерева. вечерами сидел да работал. мог пару дней из коморки не вылазить, бабушке приходилось ему еду оставлять. он диким зверем глядел на неё, сжимая в руках деревянный брусок и стамеску. тёплый свет керосиновой лампы так искажал его лицо, что бабушке виделось в нём даже что-то бесовское: «глаза нездорово блестят, улыбка страшная, морщины все опухшие какие-то, а слюнки-то, слюнки у него текли…»

набралась целая кладовая этих человечков. но никто не знал, что дедушка мой наделяет их душами. среди них и я оказался.

умер вскоре дедушка, молодёжь пришла наследство смотреть да стали они жечь мусор весь. и людей деревянных тоже за мусор сочли. помню я, как кричали братья мои, какая агония разрывала их тела хрупкие. я-то спрятаться успел, в дырку в полу провалился и лежал на земле. от сырости гнить я начал, брожу тут под избушкой, с крысами дружу.

и он подумал:

«почему бы какому-нибудь мигранту не взорвать автобус, в котором я еду? почему бы ему не взять ответственность за освобождение меня от земных оков? ну почему в его спортивной сумке лишь носки, трусы и блокнотик, а не взрывное устройство?»

и он смеялся, хотя хотел плакать.

когда шёл по пешеходной улице, а холод раздирал его нутро (холод дарил ощущение жизни), он поздоровался со съёжившимся, сидящим на мусорке воробушком:

«привет, малыш».

его бы обрадовал хрустящий снег под ногами, но его не выпало достаточно за ночь.

и он шёл с улыбкой на лице и плакал сухими слезами.

шёл старик, для которого существовали только брусчатка под ногами, палка в руке и завывающий ветер. он был слеп и находил в этом свою силу. отказавшись от зрения, старик перестал переживать обо всём, ему было наплевать на всех. он находил умиротворение в неведении.

так продолжалось до тех пор, пока не появился голос, отзывающийся в мозгу красноватым пятном, немного поблёскивающим и довольно густым. старик не мог распознать источник голоса, который сопровождал его везде и даже заходил с ним в дом. старик сотрясал воздух своими дряхлыми руками, пытаясь схватиться за издающий звуки объект, однако попытки оканчивались неудачами. так он разнёс свою квартиру, из-за чего пожаловались соседи.

когда мы с напарником приехали на вызов, я зашёл в квартиру первый и обнаружил старика с консервной банкой, привязанной к его левой лодыжке. он лежал на полу, мёртвый, придавленный кухонным гарнитуром.

– молись, чтобы они не заглянули в эту траву, молись, щенок, молись. умоляй Богов, чтобы они прошли мимо.

– у меня сломаны обе бедренные кости.

когда ночью в детстве я приходил на речку понаблюдать за тем, как степные жители возводят стену вокруг нашей деревни, да такую высокую, что встань я на семь изб, всё равно бы не перепрыгнул её, тогда я познакомился с Аркашей.

мальчуган хороший был, на год старше меня. родителей у него не было, поэтому Аркаша спокойно ходил за стену. да и крова у него не было, даже не знал я, где ночевал он.

мы с ним часто бесились, лепили грязевых големов и устраивали бои между ними, купались на речке, вместе древесную кору ели да пили берёзовый сок.

так продолжалось, пока не достроили стену. она окружала всю нашу деревню так, что солнце освещало крыши домов только тогда, когда было в зените. Аркаша перестал появляться. я подумал, что он утонул, а его гнилой труп обгладывают улитки. но всё оказалось иначе.

был самый обычный день, когда врата открылись и вошло войско последователей церкви Аль Муштакара. их возглавлял маленький человек на коне.

только когда они сжигали людей и пришла моя очередь прыгать в костёр, только тогда я признал в их предводителе того самого Аркашу.

они приходят тогда, когда твой мозг перестаёт осознавать себя как отдельный разум, когда твоё сознание сливается с бесконечным потоком информации и энергии, витающими в воздухе, когда ты теряешь смысл. потерять, отказаться от него – самое сложное; гораздо проще найти.

вот и они, уже рядом. я вижу аморфные макаронины, переливающиеся всевозможными цветами, они не остаются в одном моменте времени, они есть всегда; я вижу в них своих первобытных предков, чья кровь бурлит во мне, вижу неподвластные леса, непостижимые горные хребты, которые или давно стёрты с лица земли, или им ещё предстоит сформироваться. я вижу своего нерождённого сына и улыбаюсь.

вдруг осознаю – это не я вижу. я и есть аморфная макаронина. я есть всё и ничто.

в детстве я уже видел их, а сейчас понял, что видел сам себя.

горячий чай разливается по телу, но в груди тепло не от этого. какие-то гелиевые шарики внутри грудной клетки, они будто поднимают меня, и я не сопротивляюсь, я хохочу от щекотки изнутри, улыбаюсь и закрываю глаза, растворяясь в ощущениях.

я мчался сквозь звёзды, мороз щипал моё лицо. я мягко скользил по космической глади, уворачиваясь от комет и астероидов. иногда пролетающие мимо звёзды, смазанные в однородную массу от скорости, с которой я бежал, обжигали меня, но я не останавливался, это наоборот заряжало меня – дальше, быстрее, глубже в космос, к началу времён! в руках у меня была буханка хлеба, которую я нёс к ним. хлеб – жизнь, он спасёт их. пшеница да вода – рецепт спасения целой цивилизации! я выходец с Богом забытой планеты, на которой камни да пещеры, и я спущусь к ним, чтобы не дать погибнуть! только дождитесь. дождитесь! я не позволю космической тьме растворить мой разум, холоду разъесть моё тело, жару поглотить душу. во имя вас. во имя Вас!

«вы хотите сказать, за выход из метро теперь тоже надо платить?!» – такова была моя последняя мысль перед тем, как я навсегда остался в этом месте. теперь я обречён бродить по подземным тоннелям в поисках выхода. поезда давили меня, дробили кости, но я всё равно вставал и продолжал искать. тоннели становятся темнее, кажется, я ухожу всё глубже. я слышу шелест крысиных лапок, звуки капель, смеющихся людей в стенах. людей. за мной наблюдают. они всё подстроили, очень удачный розыгрыш. гады, вам не сломить меня. в моей душе горит всепоглощающий огонь, он освещает мне путь. я выберусь отсюда, даже если придётся разобрать всю ветку метро на кирпичики, даже если поезда передавят меня тысячу раз и я превращусь в обезображенную мясную массу, вам не сломить меня, я буду медленно шагать по рельсам, а в каждом моём шаге будут кипеть бессмертные надежда и вера, ведь мною движет любовь ко всему сущему, даже к вам!

я сижу в своём джипе и в зеркале заднего вида вижу мужчину лет 30 с бритой головой и щетиной, он в очках. я их поправляю. толпа звереет, они трепещут предо мной. их ладони скользят по стёклам автомобиля, я слышу дикие возгласы. наконец я дёргаю за ручку, доносится щелчок, дверь открывается, и меня слепит солнце. толпа расступается.

мне тяжело простить человека по имени Махатма Дешмукх. он определил всю мою жизнь до моего рождения. ненавижу ли я его? возможно. он был проповедником в местном храме, проводил в медитациях недели, а когда возвращался в материальный мир, люди внимали его сказаниям.

когда Дешмукх был на грани смерти, он назвал точную дату моего рождения, вплоть до минут, и сказал, что переродится мной и продолжит вливать мудрость в головы простых смертных.

люди ждали несколько лет… и, наконец, дождались – с моего появления на свет меня боготворили, показывали мудрецам, отправляли в монастыри, заставляли читать писания Дешмукха с ранних лет.

толпа расступается, у каждого человека в руках белая лента. они начинают цеплять её друг за друга и формировать единое существо, единое сознание.

помоги мне, Боже! – думаю я, когда иду к храму, а толпа расступается, будто вода перед Моисеем.

если я и правда Махатма Дешмукх, то я не хочу больше перерождаться. по крайней мере не человеком. я должен прекратить эту безумную и бесцельную цепь рождения проповедников. мне надо разрушить эту секту, эту систему…

толпа подхватывает меня и поднимает к небесам, волны человеческих рук несут меня к храму. я не в силах сопротивляться.

на крыше остановки, скрестив ноги, сидел обнажённый молодой человек. он существовал здесь одновременно и летом, и зимой, поэтому его обдувал ледяной, пронизывающий каждую косточку ветер, вызывая дрожь, а снежные хлопья облепляли его слабое тело, но в то же время солнце сжигало его кожу, оставляя страшные ожоги, а пот тёк с него ручьём.

я не люблю носить ни перчатки, ни солнечные очки. они ограничивают меня, закрывают от мира. я хочу видеть мир таким, какой он есть, ощущать его кожей своих рук, чувствовать прикосновения. несмотря на то, что мои руки леденеют, сохнут и трескаются до крови, несмотря на то, что солнечные лучи сжигают глаза… я не люблю носить ни перчатки, ни солнечные очки.

так он думал, даже когда думать было уже физически больно, когда мысли материализовывались и разрушали клетки тела, напрямую влияли на мир реальный, ложась отпечатком на всё, о чём думал человек.

автобусы проезжали мимо, унылые и уставшие люди не замечали странного парня на крыше остановки, чему он был одновременно рад, но чем был и огорчён. слёзы текли из глаз, но щёки были сухие.

«я прям сейчас брошусь под машину» – выпаливаю я, делаю шаг и чувствую сильный удар и громкий хлопок. тупая боль расплывается по телу, тьма быстро застилает глаза. несколько секунд я провожу в невесомости, в это время мои конечности свободно болтаются в воздухе и… мне является Космос. его пришествие длилось не более четверти секунды, но я успел запомнить всё. глубочайшая тьма, которая таит в себе всё сущее, которая манит. это та самая непостижимая для человеческого разума бесконечность. приблизившись к смерти, подойдя к краю так близко, я сломал предохранитель в своей голове. бесконечность в своём истинном обличии – я жаждал увидеть её всю свою жизнь, но мне мешала оболочка.

…а потом жёстко приземляюсь на асфальт, слышу хруст своих костей, меня пронзает острая боль, будто внутри меня образовались сталактиты, которые стали впиваться в мясо.

прикованный к инвалидной коляске дурак не может выкинуть из головы видение. он, не имея сил пошевелиться, смотрит в одну точку на ковре, висящем на стене. по подбородку его стекает слюна.