*
Бэта Невер выключила телефон. Посмотрела на почерневший монитор, открыла окно и выкинула мобильник.
– Не звони мне больше, Альф. Никогда.
Она вскинула голову и посмотрела на граффити. Мужчина, изображенный на стене, тоже ждал, продолжая улыбаться и чуть-чуть склонив голову. Правда, улыбка потеряла уверенность.
– Ну, уж нет. Не в это раз. Как ты сказал в прошлый раз? Точка? – глядя в глаза, нарисованному Альфе, твердо, рубя фразы, сказала Бэта, аккуратно переставила чашку на стол и задернула шторы. Опустилась в кресло на пару минут, а потом вышла из кухни. Распахнув дверь кладовки, оглядела ее, кивая своим мыслям, собирая сумку, и наконец, вышла из квартиры…
Она шла медленно, задрав голову и глядя ему в глаза. Под её взглядом рисунок стал уменьшаться, принимая обычные человеческие размеры, и когда лицо Альфа оказалось прямо перед ней Бэта с размаху ударила по нему. Ещё и ещё. Она била, сдирая кожу на костяшках пальцев и не чувствуя боли.
– Я тебя подпустила. Я опять прозевала момент, когда моё сердце перестало биться в унисон со мной, а стало ловить ритм твоего, путая мои мысли, сбивая дыхание. Я позволила тебе пустить во мне корни. Сплестись. Перепутаться со мной. Запутать меня. Растворить в себе, забрав всю меня. Зачем? Снова – зачем? Я вновь тебя подпустила! И бежать мне больше некуда. Я повзрослела. Мне понадобились века, чтобы повзрослеть. Чтобы перестать быть маленькой наивной девочкой. Всё изменилось. И этот мир далёк от нашего изначального.
Она опустила руку, перестала стучать кулаками по всё ещё улыбающемуся ей лицу, уголками разбитых губ. Отошла на шаг, на два… Не отступила, не сбежала. Просто отошла к машине.
– Нет. Больше никогда.
Открыла багажник и достала ведро с краской. Валик. Телескопическую ручку. И вернулась.
– Что ты скажешь теперь? Сгинь!
Закусив губу, собрала инструмент и погрузила его в лоно ведра… Методично слева направо и сверху вниз она начала уничтожать его лицо. Сводя на нет: седину на его висках; морщинки, разбежавшиеся лучиками в углах, сощуренных в улыбке глаз; линию носа, по которой она так любила проводить пальцем перед тем, как встать на цыпочки и потянуться к нему губами; губы, продолжавшие ей улыбаться из-под слоев краски. Она всё ещё видела изогнутую радостью линию и плеснула остатки краски прямо из ведра в его лицо… и вдруг бросилась вперед.
– Нет! Нет. Нет, нет…– её руки тут же зашарили по выбеленной стене, стирая краску и ища его глаза. – Нет… Ну, нет же…
Она ткнулась в краску лбом, а потом, прижимаясь щекой, сползла по мокрой стене и прислонилась к ней спиной, откинула голову со слипшимися и мокрыми прядями. Замерла, слушая стук своего сердца и вторящий ему ритм его…
Они так и встретили утро. Сидя, прижавшись спинами друг к другу, и, запрокинув голову до касания затылками. Каждый смотрел вперед. Он в утро, расцвеченное икрами росы на траве и листьях деревьев, в ожидании момента, когда она ещё теплая, не отошедшая ото сна, подойдет к окну и распахнет шторы в окне, впуская новый день и увидит его, стоящего под деревом. А потом встретит его и подарит себя… Она в ночь, где в свете старых сводников – уличных фонарей его глаза светятся радостью встречи, а губы улыбаются от счастья завершившегося ожидания. В ночь, где она знает, что всё равно сделает последний шаг к нему, потому что он её защитит. И будет защищать всегда. Главное – дать ему это сделать. Позволить защитить себя.
