Часть продуктов была безнадежно испорчена. В муке копошились жирные белесые червяки с черными головками. От ячной крупы осталась прогорклая труха – тут постарались вездесущие жучки-долгоносики. Часть сухарей сожрали крысы, или кто здесь водился. Зато сушеные лещи сохранились отлично, задубев на манер ригийских мумий. С трудом разломив рыбину, Эльза убедилась, что внутри нет ни личинок, ни черной гнили. Пах лещ так, что рот сразу наполнился слюной. Еще кое-какая провизия уцелела в коробках из серебряного сплава, запаянных оловом. Эльза слышала, что такие коробки берут с собой путешественники, отправляясь за море. Нашелся чугунный котелок, и миски. Вскоре нехитрое варево булькало на костре. Прежде, чем приступить к трапезе, Эльза вознесла молитву Иштар. Благодарила за избавление, молилась за погибших сестер. В особенности – за старшую сестру Корделию. Пусть их души обретут вечную радость в Небесных чертогах!
Ела она аккуратно, как в обители. Очень хотелось наброситься на еду голодной волчицей, давясь, обжигаясь и чавкая. Но ее учили сохранять достоинство в любых обстоятельствах. Достоинство – для себя, а не для окружающих. Поев, Эльза вымыла посуду в ручье, как смогла плотно закупорила вскрытые коробки. В одном из ларей обнаружились три одеяла из верблюжьей шерсти, покрытые джамадийскими орнаментами: черно-красные ромбы, цветы и птицы на «песочном» фоне. Отыскав местечко посуше, сивилла постелила два одеяла, укрылась третьим…
* * *
Дар прорезался у Эльзы в шесть лет.
Точнее, в шесть ее начала трепать падучая, и родители отвели дочь к лекарю. Лекарь в деревне пользовался уважением. Он исцелял запор и золотуху, чесотку и лишаи, вправлял мослы и мазал раны вонючим снадобьем. Но чем лечить девчонку, которая может ни с того ни с сего грохнуться в лужу и дико завыть, выгибаясь дугой, закатывая глаза и захлебываясь пенной слюной?
Признаться в собственном невежестве – удар по репутации.
– Три части козьего молока на одну часть крепкого отвара чабреца. Две ложки липового меда. Подогреть и давать по одной кружке три раза в день…
Лекарь рассудил, что вреда от снадобья уж точно не будет. И поначалу оказался прав. Кружка, выпитая на завтрак, пошла хорошо. Эльзе даже понравилось. Обеденную кружку она извергла обратно, едва встав из-за стола. Вместе с вкуснющей кашей, которую перед этим наворачивала за обе щеки. Было обидно до слез. А поздним вечером девочку скрутил жесточайший приступ, едва она сделала два глотка из третьей кружки.
– Все ясно! – важно изрек целитель. – Порча, а то и сглаз. Это, уважаемые, не по моей части. Обращайтесь к колдуну.
– Что ж сразу не сказал?! – возопили родители, обуянные праведным гневом. – Дитё от твоей дряни чуть не окочурилось!
Лекарь воздел палец к небесам:
– Проверку учинял. Теперь точно вижу: к колдуну!
Своего колдуна в деревне не водилось. Пришлось ехать в город. Колдун, по-городскому маг, жил на окраине, в башне о пяти этажах. Такой высокой постройки Эльза в жизни не видела, и разинула рот от изумления. А потом принялась хихикать: кривоватая башня напоминала растущую из земли свиную ногу, увенчанную раздвоенным копытом. Сходство усиливала моховая щетина, которой башня обросла аж до третьего этажа.
Маг был не старый, но вид имел затрапезный. Лиловая мантия, вся в жирных пятнах, больше смахивала на засаленный халат. Грязные волосы свалялись в колтуны, падая на плечи неопрятными сосульками. Мятая кожа, мешки под глазами… Он все время что-то жевал, говорил невнятно, смотрел мимо. В какой-то момент взгляд его остановился на Эльзе – и вцепился двумя рыболовными крючками. Лицо мага отвердело. Он подобрался, как кот при виде мыши. Голос зазвучал жестко и властно, отдаваясь под сводами башни гулким эхом.
