Примерно через неделю после начала совместных обедов Разумовский вдруг спросил:
— Ну что, вы уже придумали ответ?
— Нет, я уже забыла вопрос, — сказала я, и он засмеялся. — А что вы спрашивали?
— Почему вы не называете меня по имени.
Вот зараза. И далось ему это имя.
— Просто так.
Это был единственно возможный ответ. Но если бы я знала…
— Ах, ну раз просто так… Тогда просто так назовите меня Владом.
Мама дорогая.
— Вы шутите?
— Почему же? — он явно издевался. — Разве я многого прошу? Это всего лишь моё имя. Вас зовут Олеся, а меня — Влад.
— Владлен вас зовут, — съязвила я от смущения.
Он закатил глаза.
— Да, всё собираюсь паспорт поменять… Но это уже детали. Назовите меня по имени.
Я молчала. Язык не поворачивался. Он объявил боссу бойкот.
— Уволю! — пригрозил Разумовский, и я моментально рявкнула:
— Влад!
— Ай! — генеральный подпрыгнул и затряс головой. — Да что ж так громко-то! Потише нельзя?
— Влад, — прошептала я, и он поморщился.
— Нет, не так. Нежнее.
— Вла-а-ад, — протянула я, и Разумовский кивнул.
— Уже лучше. Ещё раз.
— Вла-а-ад…
Он расплылся в улыбке.
— Ещё нежнее.
Куда нежнее-то? Ну ладно, попробую.
— Вла-а-ад, — с придыханием сказала я, и босс вдруг перестал улыбаться. Посмотрел на меня… ой-ой, горячо посмотрел, даже слишком горячо. Как на вкусный шашлык, который съесть хочется.
Поэтому я рявкнула погромче:
— Владлен Михайлович!
Генеральный тут же скривился, как будто я его не Владленом Михайловичем назвала, а Лимоном Лаймовичем.
— Не ори ты так…
— Да вы что-то… отвлеклись.
— Скорее, увлекся, — пробормотал он, махнув рукой на дверь. — Иди, Олеся. Работай.
И я послушно утопала работать. И только сев за секретарскую стойку, сообразила, что Разумовский целых два раза назвал меня на «ты».
На него это было совсем не похоже… Он никого из сотрудников не называл на «ты», и уж тем более своих секретарш. Субординация, чтоб её.
Ой-ой… Не уволит ли?
.
Наверное, вечером в тот день я была слишком грустной, и мама, конечно, заметила. Трудно не заметить — я ведь всё время улыбаюсь, и вдруг — тоска в глазах.
— Что случилось, Лесь? — спросила мама, усаживаясь рядом. Мне совсем не хотелось её тревожить. Очередная терапия наконец начала ей помогать, рак вроде бы отступал, но это пока… Понервничает — опять станет хуже.
— Да ерунда, мам. Просто на работе проблемы.
— Влюбилась? — протянула она понимающе.
Эх, мама-мама. Всё ты у меня замечаешь.
— Нет, мамуль, — соврала я, улыбаясь. — Не в кого там.
— А начальник твой? Ты говорила, красивый.
— Красивый, — я кивнула. — Но разве же дело в этом? Огонь, мерцающий в сосуде… Сама ведь помнишь.
— А нет огня?
— Нет, — вновь соврала я. Только бы она не переживала. Улыбнулась и обняла её.
Разумовский наверняка скоро исчезнет из моей жизни. Уволит, да и всё. А вот мама с папой… Я очень хотела, чтобы они жили — и всё-всё делала ради этого. Наверное, поэтому я уже давно не жила сама.
Да и что вообще думать о нём? Никто и никогда не относился ко мне серьёзно. Даже тот единственный парень, с которым у меня не зашло дальше поцелуев. Меня считают милой и забавной, но любить…
Любят других. Вот таких, как мой босс. И я вполне предсказуемо в него влюбилась. Знаю — глупо. Но он всё равно об этом не узнает.
Я не скажу.
.
С Разумовским я, конечно, и не ждала спокойной жизни. Её у меня и не было. Каждый день случалось что-нибудь, достойное войти в анналы истории нашей компании.
