Картина, представшая перед моим взором, была невероятной. Разумовский, как живой человек, жрал пончик, сидя за своим столом. Прям над важными документами.
Мой мир больше никогда не будет прежним…
Босс проглотил большой кусок пончика, запил его кофе и сказал:
— Хочешь?
Я была в полнейшем шоке, поэтому не поняла вопрос.
— Чего?
— Пончик.
Так, где тут свободный стул? Мне надо сесть. Срочно.
Но до стула ещё надо было дойти, поэтому я осталась стоять на месте, боясь грохнуться по дороге.
— Нет, спасибо.
С моей фигурой только пончики кушать не хватало.
— Почему? Они очень вкусные.
Поверю на слово.
— Я не люблю.
Разумовский, кажется, удивился.
— Не любишь пончики? Я думал, пончики все любят. А что ты любишь?
Я всё ещё не могла собрать свой мозг обратно, поэтому ответила то, что лежало на самой его поверхности:
— Спать люблю.
Босс улыбнулся.
— Я про сладости. Ты что любишь? Шоколад? Конфеты?
А ещё больше я люблю, когда мне не задают дурацких вопросов…
— Всё люблю, — ответила честно. — Но не ем.
— Почему?
Потому что иначе я была бы гораздо крупнее, и не смогла бы выглядеть «эстетично» даже нормально одеваясь.
Но ответить я не успела. Разумовский вдруг сказал:
— Вот ты говорила, что мой кофе — бурда.
Ну неправда, это вы сами сказали… Я только подтвердила.
— А ты какой кофе пьёшь?
По правде говоря, я кофе толком и не пила никогда. Но ещё одного «почему» я сегодня не вынесу.
— Вкусный. Со сливками. Или молоком.
— А свари мне такой, — заявил Разумовский, убив меня этой просьбой наповал. — Сваришь?
Как будто у меня есть выбор…
.
Выйдя из кабинета, я глубоко задумалась. Нет, не над бренностью всего сущего, а над тем, где мне взять молоко или сливки. Разумовский такой кофе не пил, поэтому в приёмной я держала только сливки для посетителей в крошечных пластиковых «таблетках», но недавно они все закончились.
Вздохнув, я позвонила Алле Михайловне, секретарю коммерческого директора. Девять утра, по идее, она должна быть на работе…
— Да, Олесь? Доброе утро.
Ой, я бы с этим поспорила.
— Доброе… Алла Михайловна, можно у вас сливки позаимствовать?
— Конечно. А что, к Владу кто-то пришёл в такую рань?
— Да нет… Это он сам хочет.
Молчание.
— Сам?
— Ну да.
Алла Михайловна кашлянула.
— Олеся… А это точно был Влад? Ты уверена? Ты ни с кем его не путаешь?
— Он, он.
— А… он здоров? Как он себя чувствует?
— Нормально он себя чувствует, — я вздохнула. — Сидит, жрёт пончик.
Молчание.
— Однако, — произнесла в конце концов Алла Михайловна. — Ну ладно. Переключи телефон на меня и приходи, дам тебе сливки.
— Спасибо! — обрадовалась я.
Минут через десять, успев сбегать в приёмную коммерческого директора, лишить секретаря пакета со сливками и сварить новый кофе по рецепту «как я люблю», я зашла в кабинет Разумовского и на секунду застыла, заметив, что шести из двенадцати пончиков уже нет.
Троглодит!
— Ваш кофе, — сказала я любезно, и босс милостиво кивнул на стул напротив себя.
— Садись.
Нашёл себе развлечение в моём лице…
Я села. Несколько секунд Разумовский разглядывал поверхность кофе, потом поднёс к лицу, понюхал. Проверяет, нет ли яда? Хотела бы отравить, давно бы уже отравила.
Сделал глоток. Подержал во рту, словно пытаясь распробовать. Дегустатор…
— Вкусно, — заключил, поставив чашку обратно на блюдце, — ты молодец.
— Спасибо, — ответила я, гадая, что Разумовский сегодня ещё учудит.
— Точно не хочешь пончик? У меня их много.
Я покосилась на коробку.
