– Темный?
– Нет, – поймав горящий любопытством взгляд голубых глазенок, Аргона решает рассказать, что за посудину они только что обошли: – Это Ютиленан, дипломатический корабль Орионцев. Проще говоря – они наши ближайшие соседи со стороны светлых планет, а еще – старые друзья.
– А какие они? – Птица со стоном пытается забиться поглубже в кресло: эта мелкая с ее неуемным энтузиазмом умудряется поднимать такую кучу шума, словно вместо нее целая толпа. Для Птицы ее много, даже когда молчит, а если, как сейчас, не молчит, то и вовсе передоз.
– Как принцессе, тебе не стоит узнавать, какие они, сейчас, – бурчит недовольно блондинка. – Ты явно не в том виде. Тем более вряд ли все союзники оповещены. Так что обойдемся без наглядных демонстраций.
Это была короткая шпилька в сторону Аргоны, которая, как была уверена Птица, вполне могла бы и удовлетворить любопытство рыжика каким-нибудь «техномагическим» способом вот прямо сейчас.
Нет уж.
Впрочем, решать все равно не ей, так что девчонка просто вздыхает и откидывает голову на подлокотник кресла. Может и лучше, если бы Аргона что-то эдакое сделала и познакомила их с этой дипломатической миссией. И воспоминания последнего дня снова можно было бы задавить. А так в ушах все стоит прощальный шепот мамы и отца, когда они как зная, что в последний раз выталкивали из себя через судорожное дыхание и слезы – слова. И почему-то эти слова звучат громче, чем крик, визг клаксона, удар, рев пламени, звон стекла, хруст собственных костей… Птица отчаянно жмурится и зажимает уши, привычно плюя на реакцию остальных – но лучше не становится. Под веками мучительно-четко отпечаталось перерезанное горло пижона, черная кровь все ниже склоняющегося шута, глаза, которые видели все, «бойся перья намочить»…
Девушка рвется из кресла, кое-как выдирается из фиксирующей ленты и ложится прямо на пол. Он холодный, и она бы даже скинула футболку – да что там от той футболки осталось?
Холод успокаивает лишь отчасти. Но он успокаивает. Птица считает в голове от одного до тысячи, забивая этим счетом наконец пробившийся сквозь шок вопрос «как я это переживу?». Ответа она не знает, поэтому считает обратно.
Рыжая смотрит на растворяющийся позади корабль и думает о своем. Зачем неведомой императрице «кандидаты на престол», если у нее есть племянница? Птица, видимо, решила, что их готовят на убой, и теперь параноит. Ксень не знает, почему твердо уверена в обратном? Просто она чувствует, что Аргона – не враг и не желает ей зла… Есть в этой женщине что-то, что вызывает доверие, почти незаметное, что-то на уровне инстинктов.
Но у Рыжей в голове много вопросов, на которые совершенно некому ответить: Феникс ведет корабль через астероидное поле, и лучше ее не отвлекать, Птица распласталась по полу и таращится в потолок, морщится и кусает губы, видимо, думает о чем-то неприятном. В такие моменты лучше просто не трогать, Рыжая это знает.
Поэтому Ксень с остервенением чистит кожу, это единственное, что ей сейчас остается. Но в голове все равно звучат назойливые вопросы: сколько всего миров, как светлые координируются между собой, почему темные и светлые вообще дерутся – должна же быть причина? И если есть главное Зло, куда пропало главное Добро?
Ксень вздыхает: вряд ли ей ответят на все сразу, Аргона вон, дала понять, что учить их будут, но позже, а Птица сама не в курсе… Рыжая продолжает ковырять грязь и смотрит на звезды: она всегда мечтала о космосе, и вот она здесь. Далекие звезды стали чуть ближе, хотя и непонятно, к чему это в итоге приведет.
