– Давай за мной, Рауф! Не отставай! Видишь, в этом заборе доска неплотно прибита? Не надо прыгать на нее со всей дури, надо потихоньку давить! Ух ты, какая туча мух! Да это и не мухи вовсе, а пичуги…
Он постепенно целиком протиснулся наружу. Рауф следовал за ним, буквально уткнувшись носом в хвост, и дверь пропустила их, чтобы затем вернуться на место. Привычные запахи собачьей шерсти, соломы и мясной пищи тотчас сменились совершенно иными.
Примерно так чувствуют себя пассажиры скоростного авиалайнера, прибывшего из северной страны куда-нибудь в тропики. Открывается люк, и все наваливается одновременно – чужое солнце, незнакомый воздух, непривычное окружение…
Здесь и в самом деле было полным-полно птиц. Отовсюду исходил легкий острый запах помета, и, конечно же, из темноты доносились голоса, звучавшие гораздо быстрее и тише собачьих речей. Вот завозился в клетке голубь, вытянул крыло, сонно проворковал: «Руу-руу-руу-тук!» – и снова замолк. Судя по всему, пернатых здесь было неисчислимое множество. Звуки и запахи создавали у обоих псов впечатление леса, в котором каждый лист был голубем – ветвь за ветвью, сколько можно разобрать впотьмах. Только поскрипывали тут и там проволочные сучья этого леса да иногда падало зернышко из кормушки, легкое, словно сосновая иголка или буковая шишечка, слетающая на травяной покров.
Сами того не зная, собаки вторглись на территорию одного из наиболее важных и амбициозных проектов Ж.О.П.А., которому уделялось исключительное внимание. Здесь, на этой голубятне, пытались наконец-таки установить, каким образом работает у сизарей знаменитый инстинкт, приводящий их к дому. Воистину новаторский эксперимент – ведь сами птицы от века пользовались этой своей способностью, нимало не задумываясь о ее механизме. Опыты разработал и со всей тщательностью проводил мистер Лаббок, друг и соратник доктора Бойкотта. Размах впечатлял: разделенные на группы и подгруппы, здесь обитали многие сотни птиц. Так сказать, отдельные кораллы в составе великого рифа познания, воздвигаемого мистером Лаббоком ради блага, просвещения и прогресса человеческой расы (за точность формулировки не ручаемся, но смысл ясен). Птиц выпускали на том или ином расстоянии от голубятни, причем один глаз, а то и оба заклеивали специальной нашлепкой. Некоторых оснастили малюсенькими контактными линзами для искажения зрительного восприятия. У других перед полетом была нарушена или вовсе уничтожена чувствительность перьев, лапок, клювов, глоток и легких. Третьих определенным образом выдерживали, с тем чтобы обычные погодные условия сбивали их с толку. Так, в клетке номер девятнадцать круглые сутки моросил дождь. В клетке номер три, отделенной от остального помещения светонепроницаемым колпаком, ни на мгновение не меркнул «солнечный» свет, а в клетке номер одиннадцать, наоборот, царила постоянная тьма. В клетке номер восемь источник света, имитировавший солнце, двигался против часовой стрелки. В двадцать восьмой клетке поддерживался аномально жаркий искусственный климат, в шестнадцатой «А» (названной так во избежание путаницы с изначальной шестнадцатой, все обитатели которой однажды ночью замерзли) климат был аномально холодным. В тридцать второй днем и ночью тянул, не меняя направления, легкий ветерок… Птицы, рождавшиеся в этих клетках, никогда не знали иных условий обитания – до того момента, когда им предстояло быть выпущенными в полет и затем вернуться домой. В клетке номер девять имелся особый потолок, имитировавший ночное небо, вот только созвездия на нем были намеренно перепутаны. А в самом конце птичника находился ряд одноместных клеток, где сидели голуби со специальными магнитными устройствами на головах. Ну и наконец, здесь можно было найти птиц, которых искусственно лишили слуха, оставив в неприкосновенности другие органы чувств. Все ради науки!
