– Наверняка утверждать нельзя, – сказал мистер Пауэлл. – Но если он сам ее сломал, он ведь никогда в этом не сознается, верно?
Он полагал, что подобный ответ избавит его от дальнейшего развития этой темы.
– А вы его спрашивали? – поинтересовался доктор Бойкотт.
– Ну, именно так вопрос я не ставил…
– Говорите толком – да или нет?
Доктор Бойкотт совсем спустил очки на нос, но зато поднял брови. Мистер Пауэлл на миг пожалел, что в реальной жизни, в отличие, скажем, от шахмат, нельзя просто сдать партию – и тем самым отправить просчеты, приведшие к поражению, в историю.
– Ладно, как бы то ни было, – снова заговорил доктор Бойкотт с видом страдальца, который вынужден искать выход из безнадежной ситуации, созданной чужой некомпетентностью, – обе собаки выбрались наружу через вольер семьсот тридцать второго. Что произошло дальше?
– Дальше, судя по всему, они пробежались по всему виварию, потому что в отделе определения беременности оказался перевернут ящик с мышами…
– Полагаю, вы сообщили об этом Уолтерсу? – осведомился доктор Бойкотт таким тоном, словно предполагал услышать в ответ новые откровения безалаберности и легкомыслия.
– Конечно сообщил, первым делом, – ответил мистер Пауэлл, хватаясь за возможность вернуться к бесстрастно-деловому тону, как если бы его компетентность и профессионализм ни на миг не подвергались сомнению.
– Рад это слышать, – парировал доктор Бойкотт, очерчивая этой фразой, как художник-импрессионист – одним мазком, множество не требующих уточнения вещей, которые он вовсе не был рад услышать. – Итак, как же они покинули здание? И в какую сторону убежали?
– Этого никто не знает, – с многозначительной неопределенностью заявил мистер Пауэлл, как будто он уже обращался и в Скотленд-Ярд, и в Общество ветеранов Кольдица[31], и в редакцию «Альманаха старого Мура»[32] и отовсюду получил один и тот же ответ, гласивший, что эта загадка еще более непостижима, чем тайна исчезновения «Марии Селесты»[33].
Доктор Бойкотт громко цокнул языком. У него был вид труженика-верблюда, который каждодневно выносит невыносимое; уж верно, можно простить ему невольную жалобу, когда последняя соломинка грозит сломать спину?
– Вы имеете в виду, что вы с Тайсоном этого не знаете?
– В общем, да, – признал мистер Пауэлл голосом жабы, угодившей под борону[34].
– А вы уверены, что они не проникли в лабораторию Гуднера? – резко и неожиданно спросил доктор Бойкотт.
– Уверен, – в тон ему ответил мистер Пауэлл.
– Абсолютно?
– Да. И сам он тоже уверен. Я его уже спрашивал. Он говорит, что культуры…
– Ладно, – произнес доктор Бойкотт, взмахом руки пресекая поток никому не нужных подробностей, вдобавок отдававших самооправданием. – Он удовлетворен – и слава богу.
Поднявшись, он засунул руки в карманы, отошел к окну и уселся на батарею. Это означало, что, хотя мистер Пауэлл по-прежнему находился «на ковре» у начальства, основная гроза над его головой уже отгремела. На данном этапе шефу нужен был его совет – за неимением лучшего, конечно.
– Полагаю, – сказал он, – вы удостоверились, что они не прячутся в здании или где-нибудь на территории?
– Определенно, – сказал мистер Пауэлл. – Мы с Тайсоном все проверили независимо друг от друга. Я думаю, есть надежда, что они вскоре обнаружатся. Я имею в виду, они могут вернуться…
– Могут вернуться, – задумчиво повторил доктор Бойкотт. – Или их могут нам вернуть. Жаль, у них на ошейниках нет адреса нашего центра. Надо будет изменить вводимые данные. Впрочем, в данном случае поезд, как говорится, ушел. – Он немного помолчал, а потом резким тоном, так, словно мистер Пауэлл затруднился ответить на какой-то вопрос и заставил его ждать понапрасну, спросил: – Ну так что? – Мистер Пауэлл вздрогнул, и доктор Бойкотт пояснил: – Ну так что, по-вашему, нам теперь следует предпринять?
