По опустевшим залам,
Где перевёрнутым фужером запылилась люстра,
Брожу в надежде воскресить любовь,
Но в комнатах пробелы – пусто.
Под сводами оштукатуренного неба
Окончен пышный бал…
Пересекая время,
В отблесках состаренных зеркал
Вернусь на сотню лет назад,
Быть может, больше,
К лепнинам и колоннам…
– Не доиграла, не допела, не прожито…
– Я чувствую. И здесь – в пустынном
Обветшалом зале хочется ответа.
Забытой скрипкой тянутся воспоминания:
То ярки и теплы, как сотни восковых свечей,
То тусклы и похожи на страдания…
Полонезы, вальсы…
Забыл истёршийся паркет
Забавное стучанье туфель.
Забытый в платье силуэт
Кружит без дела в этом месте духом.
Не знаю, почему я здесь?
С кем танцевала в паре?
Я сердцем чувствую – жила! Но я ли?!…
В барочных залах мне знакомы даже стены.
Те платья в рюшах, пышность рукава
И профиль в медальонах…
Где вы?!..
– Я счастлива была в тогдашнем мире, —
Так говорит мне внутренняя суть.
Своя! Не приглашённая. Хозяйка!
Главная фигура на дворянском пире!
Мне жаль, но время не вернуть.
Пускала в дом, дарила комплименты —
Усадьба радости была полна —
И где теперь всё это?!
Из веерных окон сквозит холодным прошлым.
Зал пуст, не помнит никого —
Он одинок и брошен.
Тихи аллеи, не стучат кареты,
Лакеев след простыл и нет дворецких.
Я счастлива была здесь,
Под мелодию дождя
Когда-то проживая детство…
Юность! Быть может, не одну
И потому вернулась!?
Чтоб доиграть! Допеть! прожить!!!
– И только по каскадам хрусталя
Лишь иногда играет зайчик,
Он тот единственный,
Кто в этом мире свой,
И это много значит!
Мы познаём себя всякий раз, сочетаясь с местом, книгой, звуком, человеком… Наверное, поэтому в Дворянском мне и выпал случай представить новое звание в свете телевизионных камер.
Петербург, май
– За день до отъезда решила навестить «Англетер», совсем рядом. Погода ясная, метров пятьдесят спускаюсь по Гороховой, сворачиваю на Малую Морскую. Издалека приветственно машет Исаакий. Люду много. Кафе на углу переполнено, веранда вся в цветах на манер французского. Поворачиваю. Чуть дальше огромные двери, из них навстречу несколько мужчин вышли – холёные Джеймсы Бонды. Переступаю порог – и вот я в другой реальности. Ну, здравствуй, свидетель времени и судеб! Обстановка роскоши сбила с толку, точно шампанское залпом глотнула. Из центра зала, широко улыбаясь, неизвестный молодой человек с камерой в руках потянул меня к золотому дивану. Прекрасный вид из окна отеля, идеально сервированный стол, розы, повсюду лепестки… всё, как на том фото из интернета.
– Раскованней, дорогая! Улыбаемся! Правая у лица ближе к губам, левая рука на талии. Распахни плащ, дай мне своё декольте!
Вы меня с кем-то путаете, говорю. Но человек настолько в процессе…
– Подбородок чуть выше. Потянись к цветам, взглядом…
Меня вдруг окликнули:
– Девушка, вы кого-то ищете?
Покидаю идеальную картинку, иду к ресепшн:
– Мне нужна экскурсия в номер Есенина.
Стерлядки переглянулись.
– Есенин здесь жил? Жил. В пятый номер должны быть экскурсии. – Заявила им с полной уверенностью.
– Такого номера, к сожалению, нет. И затихли.
Нечего сказать. Понятно. Дорого-богато, а неуютно тут у вас. Тычусь в дверь, весом, что в храме святого Петра в Ватикане, за ней резкий воздух отрезвляет. Нет такого номера. Нет такого… Может, они и поэта не знают? Судя по шеям, матрёшкам лет по двадцать.
Так, ну, а табличка?! Должна быть табличка на здании: «Здесь жил-был-убили…» Внешняя стена, что на Исаакий смотрит, – молчит.
