– Правда, Леонид, – сказал Киссинджер.
– Извините, может быть, излишне сумбурно получилось… В общем, главное, возвращайтесь.
– Мы всё поняли, Леонид Ильич, – сказал Быковский. – Не волнуйтесь. Будем предельно осторожны и обязательно вернёмся.
– Ну что, «Ястребы», – сказала Земля на прощанье. – Как говорится, с богом. Следующий сеанс по графику у нас в двенадцать часов. Не пропустите.
– У нас ДЖЕДО есть, – сказал Быковский. – Если что, напомнит. И не только об этом.
– Завидуем, – сказала Земля. – До связи.
– До связи.
Мы заняли свои места в рубке. Те же, что и с самого начала. Я внизу в кресле инженера-пилота, Быковский на самом верху – на месте командира корабля, Сернан ниже, на месте старпома.
– ДЖЕДО, предстартовая проверка систем, – скомандовал я.
– Слушаюсь, – откликнулся ИИ.
На обзорном экране возникла объёмная цветная схема «Горного эха».
– Квантовый реактор, – произнёс я.
– Норма, – отсек квантового реактора мигнул зелёным.
– Контроль магнитных катушек.
– Норма.
– Первый двигатель.
– Норма.
– Второй двигатель.
– Норма.
– Третий двигатель…
Все четыре планетарных двигателя послушно отозвались зелёным светом.
– Контроль отражателей.
– Норма.
– Топливо.
– Норма.
– Контроль силовой защиты.
– Норма.
– Гравигенераторы.
– Норма…
Нуль-звездолёт «Горное эхо» стартовал с Луны двадцать первого февраля одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года в девять часов одиннадцать минут утра по московскому времени.
На разгон у нас было три дня. Всего три дня. Поэтому мы шли с шестикратным ускорением.
Гравигенераторы хорошо «умеют» экранировать естественные гравитационные поля крупных спутников, планет и звёздных систем (вероятно, даже гравитационное поле нашей галактики, хотя экспериментально никто пока не проверял).
Однако при разгоне космического корабля с многократным ускорением они не столь эффективны. Тем не менее, частично перегрузку компенсируют (физику этого процесса оставим за скобками, я и сам её не слишком досконально понимаю).
В данном конкретном случае это означало, что все три дня, необходимые на разгон, мы должны провести в противоперегрузочных костюмах. Из шести «g» гравигенераторы компенсировали четыре.
Оставалось два «g».
На практике это означало, что я со своим весом шестьдесят девять килограмм сейчас весил сто тридцать восемь. Мои товарищи – соответственно.
Больше того, все предметы на корабле тоже стали вдвое тяжелее.
Если вы думаете, что неважно, сколько весит столовая ложка, – главное до рта донести, вы ошибаетесь.
Поначалу, вроде, и ничего, но уже на второй день всё это начинает сильно утомлять, а на третий и вовсе хочется немедленно перевести двигатели на обычный режим ускорения в один «g» и вздохнуть полной грудью.
Потому что дышать – тяжело.
Ходить и лежать тоже тяжело.
Равно как и сидеть.
Лучшее положение – полулёжа. Но не будешь же находиться в этом положении все трое суток!
– Бедные толстые люди, – высказался Сернан на второй день во время обеда. Ложку он держал по-детски, в кулаке, и я тут же вспомнил «Путь на Амальтею» – одну из моих любимых повестей братьев Стругацких. Там герои провалились в Юпитер и тоже долго испытывали перегрузки, прежде чем сумели вырваться, а командир фотонного корабля «Тахмасиб» Алексей Быков держал ложку в кулаке, перепачканном графитовой смазкой. Точь-в-точь, как Сернан.
Правда, кулак Сернана был чистым. И слава богу, нам ещё контроль отражателя перестраивать не хватало, как это делал Быков, хотя никакой графитовой смазки там нет – чистая электроника.
