- Ешь, - мама села напротив меня и
некоторое время смотрела, как я, чуть ли не с урчанием, расправляюсь с
котлетами, пюре и хлебом.
- Горюшко моё, - вздохнула, подпёрла щёку
ладонью. – Как же ты нас всех испугал… Ленка ревела всю ночь, спрашивала: «А
братик правда не умрёт? Правда не умрёт?». Она всхлипнула, полезла в кармашек
платья, вытерла слёзы платком.
- Ну ма-ам, - протянул я. – Перестань. Всё
же хорошо, я жив и здоров.
Ага, значит, сестрёнка и впрямь есть, и
зовут её Ленка, Елена.
- Ладно, -
мама спрятала платок. – Потом расскажешь всё.
- Да что рассказывать…
- Всё, - твёрдым голосом, в котором не
осталось ни следа слёз произнесла мама. – Где и с кем стоял, откуда этот
котёнок взялся, и зачем ты кинулся его спасать, если видел, что афганец гнал
этот свой грузовик дурацкий, разрисованный, как цирковой балаган, глаза б мои
их не видели…
- Потому и кинулся, что он гнал. Раздавил
бы котёнка. Не рассчитал, конечно, это да, прости. А стоял – сама знаешь, с
кем, после школы провожал.
- С Иркой Шуваловой, - утвердительно
сказала мама. – Что ты в ней нашёл, не понимаю.
- Да я и сам не понимаю, мам, - ответил я
совершенно искренне.
Действительно, как понять, если я не
помню, как выглядит эта самая Ирка Шувалова. Как и все остальные мои
одноклассники. Одна надежда – узнаю, когда увижу. Ну а не узнаю, - буду заново
знакомиться и ссылаться на провалы в памяти. Авось, не замучают медициной.
Здесь же фронтир, а значит, как и на любом фронитре, – ставка при болезнях и
травмах должна быть больше на здоровые силы организма, поскольку не до жиру.
Что правильно. Ибо организм человеческий имеет такие резервы, о которых здешняя
медицина не догадывается. Хотя и подозревает об их наличии.
После того, как мама, по её же словам
«убежала» на работу, я предпринял более тщательное исследование квартиры, в
которой мне теперь предстояло жить.
В квартире оказалось четыре комнаты. Та,
не отапливаемая, с тремя креслами и радиолой, служила гостиной. Дверь справа
при входе вела в родительскую спальню, где между шкафом и стенкой я обнаружил
оружие – пятизарядную малокалиберную винтовку Тульского оружейного завода.
Магазин винтовки был пуст, но две коробки с патронами (по пятьдесят штук в
каждой, одна початая) нашлись на кухонном серванте, рядом с начатым блоком
отцовских сигарет (бело-голубая пачка, изображение реактивного пассажирского
самолёта и надпись «TU-134»).
Проходная комната напротив, как я уже
понял, была комнатой сестры.
Моя комната, которая шла за ней, сразу мне
понравилась.
Длинная и узкая, с одним окном, забранным
снаружи решёткой и выходящим на улицу, название которой я уже знал - Карла
Маркса. За окном был тротуар, отделённый от проезжей части забетонированной
узкой канавой («арык», вспомнил я очередное слово) и пологим травяным склоном.
Виднелось несколько голых по зимнему времени деревьев и желтоватая стена
длинного забора на другой стороне улицы.
В комнате, у окна, так, чтобы дневной свет
от него падал слева, стоял секретер и стул со спинкой. Напротив у другой стены,
- односпальная заправленная металлическая кровать с пружинной сеткой и матрасом
поверх неё. Далее – кресло зелёного цвета, точно такое же, как стоящие в
гостиной, и узкий одёжный шкаф. Над кроватью – узорчатый настенный ковёр. Слева
от ковра, прямо на побелённой штукатурке, красочно изображено дерево с листьями
и пятнистой корой. Берёза, вспомнил я название.
