С первых дней марта в Кушке началась
бурная и тёплая весна. На окрестных сопках полезли из земли первые тюльпаны, но
их быстро обрывали. Для того, чтобы добыть по-настоящему хороший букет, нужно
было забираться подальше.
Поначалу меня несколько коробила эта
привычка – рвать бездумно полевые цветы, совершенно не заботясь об окружающей
природе; у нас, на Гараде, так делать было не принято. Но вскоре понял, что
ничего страшного для природы в этом нет. По крайней мере здесь, в Кушке.
Тюльпанов было очень много, а людей слишком мало, чтобы они могли нанести их
популяции хоть какой-то серьёзный ущерб.
В воскресенье седьмого марта, утром,
сборная команда Кушки обыграла сборную танкового полка со счётом один-ноль.
Единственный мяч забил Сарпек Джанмухамедов, а я отыграл «всухую», отразив в
броске два опаснейших удара и несколько раз удачно перехватив мяч на выходе.
Защита уже приспособилась к моей активной
манере игры в штрафной и теперь, заслышав мой крик: «Играю!», старалась не
мешать. Да и в целом слушалась указаний.
На этот раз на матче присутствовала вся
моя семья. После финального свистка и традиционного обмена любезностями
(«Команде танкистов физкульт-ура!», «Команде города Кушка физкульт-ура!») папа
поздравил меня с победой. Однако не преминул шутливо посетовать, что родной сын
способствовал проигрышу команды его полка.
- Играть надо лучше, - сказал я.
- Учту, - сказал папа. После чего отвёл в
сторону и тихонько спросил. – Ты помнишь, что завтра восьмое марта?
- Конечно, пап. Мы с Сашкой Тимаковым уже
договорились насчёт тюльпанов.
- То есть?
- Ну, он говорит, что знает место, где их
много. Завтра с самого раннего утра сгоняем туда на великах. До обеда вернёмся.
- Железно [1] найдёте?
- Сашка говорит, что там точно будут. Я
ему верю.
- Ладно, - сказал папа. – Тогда цветы с
тебя, а с меня подарки.
Чуть не забыл. У меня здесь был велосипед!
Как, впрочем, у многих кушкинских
мальчишек.
Мой назывался «Украина».
Довольно примитивная, тяжёлая
односкоростная конструкция. В особенности по сравнению с лёгкими и прочными
многоскоростными углеритовыми машинами Гарада, которые я знал. Но делать
нечего, здесь, на Земле, вообще приходилось приспосабливаться к очень многим
вещам, о которых я раньше и понятия не имел. Точнее, имел, но думал, что они
остались в далёком прошлом.
Самое главное, что доставляло больше всего
проблем, - это, конечно, информационная блокада. Добыть нужную информацию было
неимоверно трудно. И дело было не только в практическом отсутствии удобных и
дешёвых вычислительных машин, соединённых в информационную сеть, которой мог бы
пользоваться любой человек. Советский Союз находился в своеобразной
информационной (и не только) блокаде от остального мира, которую во многом сам
же и создал. Называлась она «железный занавес», и мне ещё предстояло со всем
этим разобраться.
Ещё не было шести утра, когда Тимак
постучал в моё окно. Я был уже готов. Вывел велосипед, и мы отправились в путь.
- Может, всё-таки, скажешь, куда едем? –
спросил я, когда мы, оставив слева бассейн и Крест, а по правую руку старое
кладбище с ещё дореволюционными могилами, углубились в сопки.
- Ага, - сказал Тимак. – А вдруг я скажу,
а ты дашь заднюю? И что тогда, мне одному ехать?
- Интриги? – осведомился я. – Люблю.
- Слова-то какие, - хмыкнул Тимак. –
Интриги… Где только набрался.
