С горем пополам покончив со всеми таможенными формальностями в чилийском аэропорту, я с облегчением вышел наружу. И сразу же столкнулся с другой проблемой. Дело в том, что всё происходило в декабре месяце и в России вовсю царила зима, а в тот день, когда я улетал, температура воздуха в Москве была 15 градусов ниже нуля. Здесь же, в Сантьяго, было лето в самом разгаре, зверствовало обжигающее латиноамериканское солнце, и температура превышала 30 градусов выше нуля. Окружающие, естественно, обращали на меня внимание; своим нелепым видом я вызывал их живейший интерес: в тёплом зимнем пальто и меховой шапке среди пальм и другой тропической растительности я выглядел форменным идиотом. Внутри аэропорта работали кондиционеры, да и озабоченный таможенными делами, я не испытывал влияния жары. Но вне здания было совсем другое дело.
Пришлось прямо на улице заняться сменой гардероба. Оставшись в шерстяных брюках и тёплой рубашке с закатанными рукавами, я облегчённо взглянул на окружающий мир. О, боже! Опять не то. Вокруг все были жгучие брюнеты, загорелые до интенсивного шоколадного оттенка, одеты в шорты и лёгкие майки. Я же своим бледным видом никак не вписывался в окружающий ландшафт и составлял собой разительную дисгармонию. Но несмотря ни на что, необходимо было внедряться в существующую реальность. Первое, что я должен был сейчас предпринять – это обменять мои доллары на местные песо. Ощущая себя этакой бледной поганкой, нерешительно подошёл к первому попавшемуся служащему в униформе и, тыча ему под нос доллары и словарь, с помощью пантомимы стал объяснять суть своих домогательств:
– Сеньор… песос… кьеро… дондэ?..
Чилиец с таким высокомерным превосходством окинул меня уничижающим, насколько позволял его низкий рост, взглядом!
– Кьерес камбиар доларес? – вопрошал служащий аэропорта.
Я продолжал бестолково жестикулировать и размахивать купюрами. Латинос покровительственным жестом указал мне вперёд:
– Бамос конмиго. (Пошли со мной).
Сто моих долларов быстро перекочевали в хваткую ладонь провожатого. Мы подошли к какой-то стойке с окошечком. Мой покровитель обычной в этих краях скороговоркой темпераментно перекинулся с сидящим по другую сторону, указывая на меня. Клерк с хитрой ухмылкой порылся где-то под стойкой со своей стороны, вытащил несколько измусоленных бумажек, небрежно разгладил их, сосчитал, добавил к ним из кармана ещё одну и всё это протянул в окошко. Первый латинос быстро пересчитал полученное, что-то недовольно буркнул в направлении окошка и, протягивая мне местные деньги, азартно затараторил:
– Не хотел бы сеньор отблагодарить меня за причинённое беспокойство?
Он настолько выразительно объяснял свои домогательства, что совсем не требовался словарик, чтоб понять его. Совершенно не владея обстановкой, словно пребывая в некой виртуальной реальности, я всё же сообразил, что не знаю сколько здесь всё стоит, какова цена местной валюты и какие дают чаевые. Широким жестом я показал, мол, возьми себе сколько надо. Латинос удовлетворённо протянул мне несколько красноватых и зеленоватых купюр, а в его карман перекочевала одна синяя. Тут же его смуглая физиономия приняла неподражаемо удовлетворённое выражение, и я понял, что на мне только что хорошо «наварились». Делать было нечего, и я решил уж использовать его услужливость до конца. Протянул ему листок со схемой и адресом русской церкви. Новый знакомый с равнодушным видом рассмотрел листок, и подвёл меня к такси, с потухшим интересом объяснился с водителем, указывая через плечо на меня и произнося презрительно при этом слово «гринго». Теперь, словно эстафетная палочка, весь интерес относительно меня перекочевал к таксисту. Тот услужливо перехватил багаж, распахнул передо мной дверцу своего авто…
