– Едрена вошь, вот оказывается, что надо делать! А, я, дурачина-простофиля, что творю? Нет, дальше так жить нельзя, надо жить иначе. Добрее надо быть к людям. Не прислушиваемся мы к простому народу, зажрались. А народ-то он мудрый, а мы все по-своему норовим сделать. Вот и натворили дел, а народ расхлебывай. Дуайт Дэвид Эйзенхауэр еще-бы долго награждал тумаками свою лысую голову, слушая советы, но тут все присутствующие широко открыли рот и глаза. Лешка на баяне играл «Дунайские волны».
Вдруг Лешка прекратил играть и ясными глазами посмотрел на окружающих. Баянист взвыл с восторгом:
– Играй сынок, у тебя очень хорошо получается.
На это Лешка спокойно ответил:
– Я пока дальше не подобрал.
И тут, в результате совместных расспросов, выяснилось то, от чего, не только Дуайт Эйзенхауэр, но и его советчики-эксперты по международной обстановке пришли бы в полное изумление. Лешка не только не знал, что такое ноты, он впервые в руках держал баян, как, впрочем, не держал до этого в руках и других музыкальных инструментов. Баянист прослезился, бил себя в грудь и твердил:
– Да, я последней падлой буду, если заберу у мальчонки баян.
Лешка тут же серьезно заметил:
– Меня отец выпорет, если я возьму баян. Скажет, что я его украл.
Но, решительность и альтруизм баяниста от этих слов только обрели новую силу, и он рявкнул:
– Пошли к твоему отцу! Я ему сам скажу, что я тебе баян подарил.
Оказалось, что слезть со скамейки самостоятельно и идти с надетым баяном Лешка не в состоянии. Инструмент для него был тяжел. Поэтому с баяном в одной руке и Лешкой в другой баянист скрылся из виду в Лешкином подъезде. Мужики, свидетели Лешкиного триумфа стали шушукаться:
– Парень то и в правду одаренный. Богом в лоб поцелованный.
– Да уж! Ему, точно, надо музыке учиться.
– Я, баянистову жену знаю, она его за баян со свету сживет. Запилит. Ему свет с копеечку покажется.
– Да ладно тебе.
– Точно тебе говорю. Она его запилит, ему свет не мил будет.
– Конечно, баян то у него, вроде, трофейный.
– Сиди ты умник. Трофейных баянов не бывает, трофейными бывают только аккордеоны.
– Ну, и че делать?
– Че делать, че делать. Скинутся надо, хоть как-нибудь восполним ему потерю.
Мужики рысцой рванули по домам на прощанье наказав мальчишкам:
– Эй, пацаны, задержите баяниста, чтобы не ушел, мы сейчас вернемся.
В это время в дверях подъезда появился Лешкин отец и баянист. Отец совал баянисту деньги, тот отнекивался и ворчал:
– Я, что гад последний, людей обирать буду. Да и не стоит это старье этих денег.
Лешкин отец рычал:
– Я, что не знаю сколько стоит баян, видал в магазине.
Баянист возражал:
– Так то в магазине, а я на нем уж лет двадцать играю. Старый он. Он мне еще от отца достался. А, дед меня на нем играть учил.
– Тогда вообще не возьму баян, если он у тебя семейный.
– Да бери ты его Христа ради, у моего Пашки и слуха то нет, будет в доме пылится. А твоему пацану пригодиться.
– Тогда деньги бери.
– Да, какие, едрена вошь, деньги. Не стоит он этого.
– Или деньги берешь, или я сейчас твой баян сюда принесу. Я тоже не в свинарнике родился. Не халявщик, заплатить за себя могу.
Они препирались еще долго. Вернулись мужики. И вернулись они вовремя. Разговор между Лешкиным отцом и баянистом уже шел на повышенных тонах. Они уже рассказывали друг другу, что совесть у них есть. Оба кричали, что не за тем они на фронте кровь проливали, чтобы потом своих людей обирать. Мужики схватили их за руки и стали мирить. Закончилось все удачно. Баянисту засунули деньги в карман под угрозой того, что если он деньги не возьмет, то они сами отнесут деньги его жене. И пусть она за это мужикам рожи начистит, наплевать. Потом мужики сели на скамейку и со слезами на глазах допили оставшуюся водку за то, что и в их дворе будет свой Моцарт и Паганини. Правда Паганини они тут же забраковали, из-за скверно звучащей на русском языке фамилии. Решили, что пусть лучше Лешка будет Чайковским их двора. В это время окно на кухне в коммуналке, где жил Лешка, распахнулось, а сидящий на кухонном столе Лешка полностью сыграл «Дунайские волны» и «На сопках Маньчжурии». Мужики, стесняясь друг друга, тихонько смахивали слезы.
