Уже свистал паровоз, Вронский блестел глазами, чулки на Александре Станиславовне натянуты были – хоть в Космос.
Вронский пошел за кондуктором и при входе в вагон столкнулся с помятыми ресницами и пятнами на лице молодым человеком, которого взгляд скользнул по его лицу и тотчас перенесся на подходившую толпу: Александра Станиславовна, впрочем, уже подошла – приехавший зажег свет в глазах поярче, чем у Вронского.
– Владимир Борисович? – догадалась Шабельская.
– Александра Станиславовна?! – тоже он понял.
Коренев хорошо доехал, вот только вещи его затерялись, и потому она повезла его к себе – в доме сохранялись вещи мужа.
Когда они отъехали достаточно далеко, вслед за кондуктором в вагон пошел Пасечник – при входе он столкнулся с Анной, которая сразу отказалась ехать к Елисееву и в гостиницу – только домой!
Она была под густым вуалем, но он увидел смятые ресницы и трупные пятна на щеках.
Анна сразу отдала ему багажную квитанцию.
Она спросила, почему не встретил ее муж и как вел себя Сережа.
– Не понимаю, о чем вы спрашиваете, – Пасечник очевидно сбился.
Она легко внушила ему мысль об Алексее Александровиче и сыне.
– Их отдали под стражу до утра, – Пасечник увидел другое.
Анна дико захохотала.
Следом за ними на перрон вынесли мертвое тело.
– Немец, – объяснила Анна. – Он умер в дороге.
За бездыханным телом из вагона вышли Вронский с нунцием.
– Сюда приехали с мертвым, а обратно отбудете с живым?! – отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом, они обратились к ней.
– Это был каприз испорченного сердца, – умело Анна отвела. – Смерть гораздо чище порока, – особенно она взглянула на Вронского. – В купе было слишком жарко.
– Надеемся увидеть вас в церкви, – сказали они.
Глава девятая. Нагнал страх
Владимир Борисович Коренев просил по дороге завезти его в синагогу, а после – в устричную залу Елисеева.
– Каприз испорченного желудка! – он объяснил.
Черты лица Владимира Борисовича все были на своих местах, а борода обрита; великоватый нос, впрочем, напоминал о еврее.
«Обрита борода – пропали стены!» – наворачивались строки.
Поэма, впрочем, была еще не написана.
Визит был щедро проплачен; приехавший спрашивал Александру Станиславовну, какому Богу она молится, и та отвечала – Пушкину.
Общаться было легко.
Владимир Борисович видел Вронского, и Александра Станиславовна объяснила, что Алексей Кириллович принял католичество и установил контакт с папским престолом.
Гостю отвели лучшую комнату, в его распоряжение предоставлены были вещи покойного Павла Васильевича – за предметами личной гигиены к Левину был послан человек.
Из аптеки посыльный отчего-то поехал к Карениным и передал Анне Аркадьевне целый мешок покупок.
Первым делом, приняв, наконец, ванну, она воспользовалась патентованным средством для выпрямления ресниц, после чего вывела пятна со щек и в изящной вышиванке вышла к ожидавшим ее мужу и сыну.
Алексей Александрович нисколько не удивился, что Анна возвратилась другая (он чувствовал появившуюся в ней холодность) – его религия говорила, что через это другое должно было прийти самое то.
Сережа был ребенок по опытности и не понимал, что можно умереть и остаться живым; как Бог мыслит вещами и отчего мальчик должен завидовать девочкам, имевшим что-то между собою; не мог взять в толк, с чего это задаются дни, а тысячи фактов нам доказуют противное; главное же, чего он не мог уразуметь, – почему мама пришла по вымощенной дорожке прямиком из сада, а не приехала с вокзала в собственном их экипаже.
