Наступил последний год службы, дембельский год. Владимир Иванов поразительно преобразился. Он не только поправился и раздался в плечах, но и стал важной персоной в части. Многие «звездочки» с ним здоровались за ручку, кое-кто из них позволял себе спросить об его личной жизни. Сержант со всеми мило раскланивался, но о субординации не забывал. За время службы он пришел к однозначному выводу. Его недавнее желание стать офицером было жизненной ошибкой. Жизнь людей в погонах была очень тяжелой, иногда даже экстремальной. Судьба многих из них, в том числе и их семей, часто зависела от командира части или старшего политработника. В этом он неоднократно убеждался, когда заполнял офицерам всевозможные требования, документы на проезд, отпускные. Вся армейская демократия определялась наличием серого вещества, которое было в голове старшего начальника. Наличие или отсутствие волос на ней существенной роли не играло. В мотострелковом полку, где служил Иванов, все и вся также определял командир части.
Подполковник Хрякин к «китайцам» прибыл относительно недавно, прибыл из соседней дивизии. От ушедшего на пенсию полковника Марова новенький разительно отличался. Главным его «достоинством» была жадность и самодурство. Через год ему предстояла замена в Советский Союз. Оставшееся время чиновник использовал на всю катушку для личного обогащения. С этой целью использовались солдаты, которые работали на немецких предприятиях. Сколько денег они зарабатывали и куда эти деньги уходили, никто не знал, кроме командира. Кое-кто из офицеров пустил слух, что полковой шеф купил две легковые машины. Одну ему в Саратов отогнал прапорщик, вторую ─ он сам. Никто иномарок на территории военного городка не видел. Иванов также их не видел. Однако он слышал и видел другое, что не укрепляло авторитет полководца. Почти все дефициты, которые поступали в офицерский магазин военного городка: ковры, мебель, сервизы и т.п. оседали в квартире Хрякина. Кое-что перепадало его заместителям, до младших командиров ничего не доходило. Комиссия, созданная для распределения товаров, бездействовала и молчала о проделках начальника.
Кое-кто из жен офицеров писал или звонил о барских замашках командира полка. Делали это анонимно. Противостоять открыто боялись. Знали какие последствия грозили их мужьям по службе. Начальника боялись все, от мала до велика. От него можно было ожидать не только мата или дисциплинарного взыскания, но и увесистого кулака. Хрякина, наверное, и стоило бояться. Это был высокого роста мужчина, атлетически сложен, с большой лысой головой, с большим горбатым носом, с пудовыми кулаками. К достопримечательностям офицера относились и его кривые ноги. Кривизна особо выделялась еще и потому, что он носил «глаженые» сапоги. За три месяца до замены отец-командир практически отсутствовал в части, занимался покупками. Заводилой в этом деле была его жена, смазливая женщина. Она была его моложе на лет двадцать. Супружеская чета садилась в командирский УАЗ и устраивала своеобразное турне по всей социалистической Германии. Жители военного городка радовались, что начальники улетучивались. Однозначной оценки на самодурство командира у офицеров не было. Кое-кто из них, особенно в период принятия спиртного, даже гордился своим «отцом». У нас мол, еще нормально. Вот в соседнем танковом полку командир в день присвоения ему звания полковника напился и выехал на боевом танке на строевой плац. Потом стал «толкать» речь. Новоиспеченный полковник в этот день умудрился свою новую папаху потерять. Ее украл кто-то из подчиненных…
