Из ущелья донеслись звуки движущихся повозок. Прибыла ещё такая же компания.
– Время! Пора уходить! – напомнил старшине Валет.
– Подожди-подожди, что-то мне не нравится! – сказал Ухарь, вглядываясь в лица путешественников. В их стане произошло какое-то шевеление. Мужики залегли под дерюги. Замёрзли?
Наверху раздались выстрелы. Никто из афганцев в ущелье не пострадал. По-видимому, бой завязался там. Со скалы кто-то упал.
– Шурави! Шурави! – закричали женщины.
Шило поднял голову. Валет шлёпнул его по макушке и получил пулю в левое предплечье.
Солдаты смотрели наверх. Валет потерял цель. Сперва перед камнем сидел бачёнок, теперь там лежали крупные мешки, похоже, набитые песком.
– Нас вычислили! – испуганно сказал Валет, повернув голову к старшине. А старшины рядом не было.
Валет посмотрел на афганцев. По спине пробежал ручеёк пота: из-под дерюг арбы выскочили душманы с ПТУРСами. Женщины поднялись во весь рост, перекрыв сектор обстрела. Первая ракета «земля-земля» пролетела кверху, вырвав из скалы приличный кусок.
Валет уложил автомат на раненую руку и сдавил спусковой крючок, он выпускал очередь за очередью в белые тугие мешки, но до детонаторов не добивал.
– Врассыпную! – услышал он крик Ухаря с БТРа.
Старшина поехал в ущелье. Валет подстрелил душмана с ракетой наизготовку, затем потерял сознание, прибитый взрывной волной…
Четыре месяца спустя, выписываясь из госпиталя, Валет узнал подробности боя.
– Духи вынули автоматы и начали долбить по нам. Ухарь приказал разбежаться в стороны, а сам, выпихнув Мишку из машины, поехал в ущелье, прямо в толпу. Конечно же, раздавил детонаторы.
– Его нашли? – спросил Валет Кузю.
Старший прапорщик покачал головой.
– Сколько наших?
– Четверо, – ответил Кузя. – И раненых десять.
– А Шило?
– Рядовой Шилов сейчас в наряде по столовой. Мишка дома. Да и тебе пора. Вот, получи военный билет! – Кузя положил на прикроватную тумбочку красную корку, новёхонькую и незапачканную. За время службы Валет ни разу не держал в руках военный билет. Увидел один раз, когда выдали, и второй раз только теперь, после дембеля. Он взял документ в руки.
– Ладно, живи за всех погибших! – попрощался Кузя и ушёл.
Точно так же говорил Валет Сабине Казимировне, сообщив ей о гибели сына, Героя Советского союза посмертно.
– Надо жить за всех погибших! Надо жить за всех погибших! – почти выкрикивал он, склонившись над женщиной, упавшей в обморок. Валет не знал, как привести её в чувство, сидел рядом, держал в руке тонкое запястье и всё повторял слова старшего прапорщика Кузнецова…
Георгий Тимурович любил ночные дежурства. Никакой суеты и сутолоки – тишина и порядок во всём. В госпитале никому не приходило в голову тыкать лейтенанта Лазарева в операционную рану носом, стремясь доказать его неумение. Здесь всё было проще и строже одновременно. В первую очередь лейтенанту подсовывали, конечно же, самых безнадёжных больных. Зато никогда не настаивали на вызове «старших товарищей» оперируй сам, плюхайся, как можешь, после ответишь, если что не так!
Самое главное, никто не бил по рукам. Если Георгий не знал, как произвести операционный приём, хирург, стоящий рядом, брал его руку и показывал. Молча и ненавязчиво. Со стороны казалось: старший коллега помогает кое-что подержать оперирующему хирургу. Операционной медсестре никогда не приходило в голову, что Лазарев делает что-то не так. Майоры и подполковники медицинской службы благодарили его по ходу операции, в конце её – Лазарев как главный оперирующий благодарил их, своих ассистентов.
