… и оказывается – заступались, писали письма и ходили по инстанциям.
Но в некоторых случаях заступничество оборачивалось новыми проблемами и для них, и для нас.
В Сталинском СССР человек мог быть Фигурой и, к примеру, лауреатом многочисленных премий или капитаном производства, но при этом жена у него сидела в лагере как враг народа, да и сам он – то возглавлял что-то и был в почёте, то подвергался арестам и клеймился. Вне зависимости от национальности…
А сейчас, по мнению людей, переживших те годы, времена практически вегетарианские!
– Да вот… – и минуту спустя я рассказываю о ситуации в школе гостям, и людям, что характерно, интересно! Ну да, ну да… евреи и образование, это ж фактически мем!
– Ну вот что это, если не антисемитизм? – пожимает плечами Хейфец, для которого всё очевидно. Хотя для него всегда и всё очевидно, потому как человек смотрит через негатив, заранее подозревая всё и всех в нехорошем антисемитизме, отчего общаться с ним не всегда удобно, и почти никогда – приятно.
Началось обсуждение антисемитизма, его частных проявлений и моей ситуации со школой, и в эту ситуацию дядя Боря то и дело вставляет шекели своего мнения, иногда к месту, но чаще – нет.
– … оформление стенгазеты тоже на тебе? – интересуется мадам Хейфец, к слову, вполне себе русская, и происхождения самого что ни на есть простого. Ни тебе пламенных коммунистов в родне, ни аристократии, ни даже потомственных почётных граждан, зато целая куча окающей деревенской родни, с которой у дяди Бори сложные отношения.
– На мне… – вздыхаю, – как и многое другое. Олимпиады – ладно, они, в общем-то, мне больше нужны. Но вся эта самодеятельность…
Передёргиваю плечами, не желая даже вспоминать. Директор в вечерней школе не педагог, а партийный работник, начавший карьеру в агитбригаде, продолживший в схожих структурах, и, похоже, словивший профессиональный перекос в виду недостатка не только педагогического, но и образования вообще.
В школьной самодеятельности слишком много лубка и агитации, и слишком мало – собственно самодеятельности, зато очень много – руководящей и направляющей силы Партии в лице директора. Собственно, чёрт бы с ним… если бы меня не тянули туда всеми силами, и если бы не твёрдая убеждённость директора, что все вокруг должны Советской Власти и лично ему, как воплощению этой самой Власти.
Любитель, понимаешь ли, административно-командных методов… с кнутами, но без пряников.
– … на фабрике я в самодеятельности тоже участвую, но там и начальство адекватное, навстречу идёт, – рассказываю гостям, – Переработку несовершеннолетнему они оформить не могут, но оплаченные отгула, как по мне, ничуть не хуже.
– Ну да, ну да… – китайским болванчиком кивает Иван Маркович, выпытывая всё новые подробности, пока тётя Ида, вслух перебирая знакомых, подыскивает тех, кто может надавить на «поца», то бишь директора, и я понимаю, что таки найдёт и надавит!
– … вот, понюхай! – мама, перебивая момент, сунула мне под нос остро пахнущий мандарин, – Новым годом пахнет, да?!
– Да… – послушно соглашаюсь я, нюхая, а потом получая половинку очищенного кисловатого абхазского мандарина, который полагается смаковать, наслаждаясь каждой долькой. Ну и… наслаждаюсь, не желая обижать маму…
– А мы документы подали, – невпопад бухнул Хейфец в наступившей паузе, – на выезд.
Оглушительное молчание, томительное и тягостное…
