– Какие неприятные, словно человеческие лица, – сказала Ясуко.
Синго вернулся к жаровне.
– Какая, по-твоему, лучше?
– Пожалуй, эта, – не задумываясь ответила Ясуко, дотронувшись рукой до Кацусики. – Прямо как живая.
– Хм. Думаешь, эта?
Синго считал, что решение ее слишком поспешно.
– Они относятся к одному времени, но мастера разные. Эпоха Тоётоми Хидэёси[23]. – С этими словами Синго взял маску Дзидо за самый верх.
Кацусики была мужской маской, и брови были мужские, а маска Дзидо скорее бесполой – глаза широко расставлены, а узкие серповидные брови почти девичьи.
Синго наклонился над маской – гладкая, точно девичья, кожа; ему показалось, что это действительно кожа, и в его старых глазах она вдруг приобрела мягкость, человеческую теплоту – маска улыбнулась, как живая.
О!.. У Синго даже дыхание перехватило. Он еще ниже склонился к маске – улыбалась живая женщина. Улыбка очаровательная, радостная.
Глаза и рот в самом деле живые. В пустых глазницах даже виделись черные зрачки. Пунцовые губы казались податливо-влажными. Затаив дыхание, Синго коснулся носа – снизу всплыли иссиня-черные зрачки, нижняя губа потянулась к нему. Синго чуть было не поцеловал маску. Потом глубоко вздохнул и отстранился от нее.
Отстранился, и все случившееся показалось ему неправдоподобным. Он прерывисто дышал.
Синго нахмурился и убрал маску Дзидо обратно в футляр. Футляр из красного дерева. Футляр от Кацусики он протянул Ясуко.
– Положи в него маску.
Ярко-красная краска – такого цвета была губная помада в старые времена – не только обрисовывала губы, но и проникала внутрь, и Синго казалось, что нижнюю губу Дзидо он видит всю насквозь, даже самые скрытые ее части. Рот был слегка приоткрыт, и губы казались красным цветком на снегу.
В маске Но есть что-то влекущее, заставляющее человека снова и снова смотреть на нее, даже прикасаться к ней. Может быть, сам мастер не предполагал такого эффекта. Со сцены театра Но, на значительном расстоянии, маска всегда видится живой. Это естественно, но и сейчас, вблизи, она тоже как живая – Синго это казалось секретом мастера, полюбившего маску.
Все это из-за того, что и сам Синго испытывал к ней влечение. И чаровала она его сильнее, чем живая женщина, наверно, просто потому, что у него больные старческие глаза, подумал он, улыбаясь.
Но ведь во сне он обнимал девушку. И Хидэко, когда она надевала маску, показалась ему удивительно привлекательной, да и сейчас он чуть было не поцеловал Дзидо, – что станет с его семьей, если цепь этих сомнительных поступков будет продолжаться, думал Синго.
С тех пор как Синго стал страдать старческой дальнозоркостью, он не приближался к молодым женщинам. Не потому ли, что глаза старика все видят в более мягком, тусклом свете?
– Эти маски принадлежали Мидзута, помнишь, который умер на горячих водах, мы еще получили от его семьи в подарок зеленый чай, – сказал Синго, обращаясь к Ясуко.
– Какие неприятные, – повторила она.
Синго стал пить чай, подлив в него виски.
Кикуко в кухне нарезала лук, чтобы приготовить окуня с соевым творогом и овощами.
