Мурасаки Сикибу, Сэй Сёнагон, Идзуми Сикибу (979–?), Акадзомэ Эмон (957–1041) и другие знаменитые поэтессы – все служили при дворе. Хэйанская культура была культурой двора – отсюда ее женственность. Время «Гэндзи-моногатари» и «Макура-но соси» – время высшего расцвета этой культуры. От вершины она клонилась уже к закату. В ней сквозила печаль, которая предвещала конец славы. Это была пора цветения придворной культуры Японии.
В скором времени императорский двор настолько обессилел, что власть от аристократов (кугэ) перешла к воинам – самураям (буси). Начался период Камакура (1192–1333). Государственное правление самураев продолжалось около семи столетий, до начала Мэйдзи (1868).
Однако ни императорская система, ни придворная культура не были уничтожены. В начале периода Камакура появилась еще одна антология вака (японские стихи) – «Новая Кокинсю» (1205), которая превзошла по мастерству хэйанскую «Кокинсю». Есть, конечно, и в ней склонность к игрословию, но главное – это дух изящества (ёэн), красоты сокровенного (югэн), сверхчувственного (ёдзё), – полная иллюзия чувств, и это сближает ее с современной символической поэзией. Поэт-монах Сайгё-хоси (1118–1190) соединил обе эпохи – Хэйан и Камакура.
Мечтая о нем,
Уснула незаметно.
И он пришел во сне.
О, если б знала,
Не стала пробуждаться.
Дорогой снов
Я неустанно
За ним иду.
А наяву
Не встретились ни разу.
Это стихи из «Кокинсю», поэтессы Оно-но Комати. И хотя стихи о снах, они навеяны реальностью. Поэзия же, появившаяся после «Новой Кокинсю», и вовсе напоминает зарисовки с натуры.
Бамбуковая роща
Наполнилась
Воробьиным гомоном.
От солнечных лучей
Цвет осени.
В саду, где одиноко,
Куст хаги облетает,
Осенний ветер.
Вечернее солнце
Садится за стеной.
А это конец Камакура, стихи императрицы Эйфуку (1271–1342). Выражая присущую японцам утонченную печаль, они звучат, по-моему, очень современно.
Стихи учителя Догэна «Чистый и холодный снег – зимой» и преподобного Мёэ «Провожающая меня зимняя луна» – и то и другое принадлежат к эпохе «Новой Кокинсю».
Мёэ и Сайгё обменивались стихами и мыслями о поэзии. «Каждый раз, когда приходил монах Сайгё, начинался разговор о стихах. У меня свой взгляд на поэзию, – говорил он. – И я воспеваю цветы, кукушку, снег, луну – в общем, разные образы. Но, в сущности, все это одна видимость, которая застит глаза и заполняет уши. И все же стихи, которые у нас рождаются, разве это не Истинные слова? Когда говоришь о цветах, ведь не думаешь, что это на самом деле цветы. Когда воспеваешь луну, не думаешь, что это на самом деле луна. Представляется случай, появляется настроение, и пишутся стихи. Упадет красная радуга, и кажется, что пустое небо окрасилось. Засветит ясное солнце, и пустое небо озаряется. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и мы в душе своей, подобно этому небу, окрашиваем разные вещи в разные цвета, не оставляя следа. Но только такая поэзия и воплощает Истину Будды» (из «Биографии Мёэ» его ученика Кикая).
В этих словах угадывается японская, вернее, восточная идея Пустоты, Небытия. И в моих произведениях критики находят Небытие. Но это совсем не то, что понимают под нигилизмом на Западе. Думаю, что различаются наши духовные истоки.
Сезонные стихи Догэна – «Изначальный образ», воспевающие красоту четырех времен года, и есть дзэн.
