– Тебя не удивляет пентаграмма? – удивился Лиан.
Генри смутился.
– Лучия, – запнулся он. – В общем, она мне говорила, что девушки балуются всяким.
Лиан окинул его подозрительным прищуром:
– Балуются? – переспросил он, ухмыляясь. – Да ты многого не знаешь, видимо.
Генри пожал плечами:
– Я лишь не знаю того, что знаешь ты.
– Ладно.
– Что ты знаешь?
– А ты?
– Лучия почти всё мне рассказывает.
– А благодаря мне у них есть редкие ингредиенты.
– И это я знаю. Так и почему тогда тебя так удивила пентаграмма?
– То есть дохлую кошку ты не заметил?
Генри сдвинул брови и ещё раз глянул на пол. То, что он принял за скомканную тряпку, которой пытались замыть кровь, оказалось мертвым животным. Он поморщился.
– И это, – Лиан прошёл вперёд, отодвинул стол и достал несколько желтоватых страниц. – Мы зашли в дом с Брайеном первыми, если не считать Рэй и Молли. Брайен велел это спрятать.
Генри принял листы из его рук и осторожно развернул. Прочитав несколько строчек, он также аккуратно сложил их и вернул Лиану. В этот раз доктор не стал возвращать их на место. Он сложил их ещё раз и спрятал в карман своих штанов.
– Вы думаете, Мэг его воскресила?
– А на что это похоже? Ты сам сказал, что когда вы его оставили, он был мёртв.
Генри погрузился в размышления. Это может объяснить то, почему стрела не остановила его. Заклинание Молли было подобно встряске, заставившей его сердце забиться вновь, а злому духу вернуться и снова завладеть его телом.
– Это объясняет то, что произошло, – признал Генри. – Но не то, что произошло с Мэг.
– То, что произошло с Мэг – это инфекция. Дэйв заразен. Он разносит заразу подобно любому бешеному животному, – Лиан выразительно вскинул брови.
– Про бешенство – это ты хорошо подметил, доктор, – Генри нервно улыбнулся. Будучи охотником, он повидал немало больных животных. То ещё зрелище. Крайне опасное. Вдруг его лицо помрачнело. – А куда увезли тело мясника?
– Чёрт!
Женщина зашла в дом, опустила засов и, не снимая обуви, проследовала к столу, обойдя сколоченный из досок гроб. Она старалась не смотреть в его сторону. Ей хотелось, чтобы как можно скорее наступил день, когда её супруга предадут земли, упокоив тем самым и его и всю её семью.
В душной комнате стоял такой смрад, что её замутило. Дети и вовсе отказывались приходить домой. Брат с сестрой весь день просидели на улице и грозились заночевать под открытым небом, несмотря на все предостережения об появившемся в деревне убийце. Соседка сжалилась над ними и предложила переночевать у нее.
Хоть до ночи было ещё далеко, они охотно ушли в соседний дом, чтобы помочь приготовить ужин и прибраться во дворе в благодарность за разрешение переждать эту непростую ночь подальше от растерзанного протухшего трупа их отца.
Она не могла их судить. Зрелище было более, чем отталкивающим. Из перемотанного живота продолжала вытекать зловонная жидкость вперемешку с тем, что уже мало напоминало кровь, и, несмотря на устланный тряпьем гроб, всё это просачивалось сквозь доски и образовывало на полу густые черноватые лужи.
Женщина набросала вниз оставшиеся тряпки и прикрыла рот рукой. Она никогда не отмоет дом от вони. Стоило послушать преподобного и принять его предложение о немедленном погребении, а не тащить покойника в дом. Солнце так сильно нагрело комнату, что находится здесь было невыносимо.
Борясь с тошнотой, она мельком взглянула на лицо мёртвого мужа и на секунду потеряла дар речи.
