– Ты спас меня..
– Ты мне не ответила..
– Ты мне не ответила..
– Он называет себя моим дядей.. хотя..
– У него имя есть?
– Он тебе сам скажет..
– Ну пусть дядя, и?
– Я не помню его с детства.. я и детства не помню.. Как и не было.. детства.. Только рассказы.. что-то всплывает.., но его там нет.. И говорил, что забрал меня к себе.. когда умерли родители. Они разбились.. машина въехала со встречной.. и.. все.. он так сказал..
– Ты их помнишь?
– Я не помню родителей..
– Вообще..?
– Мамины руки помню.. и.. и только.. больше я.. не будем..
– И он тебя забрал..
– Я жила на Литейном. Мы с ним практически не виделись, меня окружали няньки, он их нанимал, они приходили, готовили, убирали.. И тетушка.. постоянно со мной была одна тетушка..
– Сколько лет тебе было?
– До восемнадцати.. декоративный цветок.. в золоченом горшке.. Когда мне исполнилось восемнадцать, он снял для меня квартиру и позволил жить самостоятельно. Помогал материально.
– Ну понятно..
– Нет. Нет. Не было.. Ничего не было.
– Ага..
– Нет. Я уже жила, как хотела. Ходила в кино, в театр, заводила знакомства.. Я не работала. Он присылал мне деньги. И мы с ним не виделись.
– Грех жаловаться.. когда дядя-миллионер ни того ни с сего..
– Не тебе осуждать.. А потом.. Пару месяцев назад он пришел.. с особым..
– Ну вот..
– Ты послушай. И потом осуждай. Нам, мне и его.. В общем, он пришел с поручением, с просьбой, может.. надо писателя найти..
– И это все?
– Все.
– А ему зачем?
– Говорит, сердце.. про сердце о много говорил в последнее время.. Он хочет оставить воспоминания.. но не его это, он сам не напишет. Нужен тот, кто напишет за него.
– Что-то здесь.. или ты недоговариваешь.. Этот город, он же кишит.. Да вам по объявлению что угодно напишут, только плати. Тоже мне проблема.. Ну ладно..
– Не любой.. Любыми средствами, любым способом, дозволенным и запрещенным, деньгами, славой, угрозой, лестью.. соблазном.. Всем. Лишь бы найти.. Вот только с честным сердцем ничем не купишь..
– Вы в институтах, где на писателей учат, не смотрели? Ну так посмотрите.
– Уже не надо.. – распятая в воздухе пауза, и.. – Игорь, это ты..
– Я? Вот так вечер откровений. Я ручку держать разучился. Давно в школе было.
– Ты не пробовал..
Повешенный, сирота казанская, тридцать тысяч неучета, и, наконец, Анастасия, – события последних дней ломились в пеструю мозаику; оборот, треск, стекляшки рассыпались, оборот, треск, по-новому встали.. в ведре потрескивал лед..
– И что теперь?
– Теперь ты с ним познакомишься.. Теперь он все понял.. После последней нашей встречи у тебя.. помнишь же.. – я помню, Анастасия, -..я избегала.. его поручений.. Под любым предлогом избегать стала. Он это чует.. Мне стало мерзко.. для него.. с сердцем закрытым это мерзко.. Ты дай мне что ему показать, чтоб покончить, чтоб покончить враз. А он чувствует.. и я ему больше не нужна.. Отсюда цирк этот, суд надо мной за непокорность.. где я покажу на тебя.. И он не отрекается. Я боюсь. Теперь за нас двоих..
– К черту страх, когда мы вместе..
Она поцеловала меня в губы. Я приобнял ее за талию, притянул к себе. Анастасия выскользнула из моих объятий:
– Не сейчас.. Не здесь..
Тогда я предложил выпить шампанского, оно холодное, оно со льда, и нам раскрепоститься, и тут же пресек – что если отравлено.
– Нет. Мы ему еще нужны. Ты ему еще нужен.. – обессиленная Анастасия опустилась на край оттоманки, которую находчивые верлибром мысли англичане именуют не иначе как fainting couch, обморочный диван, и поглядывала, и смотрела, как я возился с вином.
