– Может быть, слишком интеллигентный для такой работы…
– Он американец в пятом поколении.
Последние слоны покинули арену, и под аккомпанемент барабанов и оркестра золоченая колесница, запряженная парой великолепных жеребцов, на полном скаку выехала на арену. За ней выбежала дюжина наездников, время от времени по очереди исполняя акробатические трюки. Зрители кричали и аплодировали. Представление началось…
Прошла полная вереница имен и номеров, не знающих себе равных в цирковом мире: Генрих Бейбацер – несравненный укротитель с группой львов, Мальтус – единственный, кто мог сравниться с Бейбацером, дрессировщик группы тигров, выглядевших еще более свирепо, но подчиняющихся словно котята, Карредала – обезьянки которого имели более интеллигентный вид, чем он сам; Кан Дах, рекламируемый в афишах, как сильнейший человек в мире, проделывал головокружительные трюки на высоко натянутой проволоке в окружении привлекательных девиц, цепляющихся за него. Женни Лоран клоун-канатоходец, проделывающий такие трюки, что страховые агенты хватались за голову, Рон Росбак – вытворяющий такие трюки с лассо, какие не снились ни одному ковбою, Макуэло – метатель ножей, попадавший в кончик зажженной сигареты с двадцати футов с завязанными глазами, и целый ряд других циркачей – от воздушных танцоров до группы эквилибристов на высоких лестницах, перебрасывающихся томагавками на огромной высоте без всякой страховки.
Примерно через час Пилгрим снисходительно заметил:
– Неплохо, совсем неплохо. А сейчас должна подойти очередь нашей звезды.
Погас свет, оркестр выдал барабанную дробь, затем свет снова зажегся.
Высоко на площадке трапеции, освещенные направленными на них прожекторами, находились трое мужчин, облаченных в сверкающие костюмы. В центре стоял Бруно. Без своего халата он выглядел необычайно эффектно. Широкоплечий, мускулистый, настоящий атлет, каким он и должен был быть. Двое других внешне уступали ему. Глаза всех троих были завязаны. Смолкла музыка и зрители с замиранием сердца следили, как все трое натягивают поверх повязок еще и капюшоны.
– Я бы предпочел быть внизу, – заметил Пилгрим.
– И я тоже. Даже смотреть страшно.
Но они просмотрели все выступление «Слепых орлов», как они под барабанный бой летали с трапеции на трапецию, не видя ее раскачивания, и не зная, где кто из них находится. Номер продолжался четыре минуты в полной тишине, после чего свет вновь ненадолго погас, и весь зал вскочил на ноги, топая, вопя и крича.
– Что известно о его братьях? – осведомился Пилгрим.
– То, что их имена Владимир и Иоффе. И это все. Но я полагаю, что наша работа будет для одного человека.
– Да, это так. А у Бруно имеются какие-нибудь мотивы согласиться?
– Как и у любого человека. Я навел справки, когда он был в последний раз в Европе. Многого я не узнал, но думаю, что и того, что выяснил, вполне достаточно. Семеро из их семьи участвовали в цирковых представлениях – отец и мать постепенно отошли от работы – а как только эта тройка стала выступать за границей, ими сразу же заинтересовалась секретная служба. Почему они заинтересовались, я не знаю. Это было шесть или семь лет назад. Жена Бруно умерла – это точно. Имеются свидетели, готовые это подтвердить. Женат он был всего две недели. Что случилось с его младшим братом и родителями – никто не знает: они просто исчезли.
– Как и миллионы других. Ладно, он нам подходит. Мистер Ринфилд готов к игре. А Бруно?
