Я аж не знала, куда кинуться. Какой еще мужик с баней, совсем она, что ли?? И я брякнула:
– На работе обсуждать начнут…
Он аж скривился от злости, зубы скрипнули:
– Мам! Я так и думал, что ты только про это и скажешь, – закричал он и глаза выпучил.
– Тшш, Сереженька, ну я же о тебе беспокоюсь…
– А потом ты злишься, что я мало тебе рассказываю!
Я вытерла крошки, разлетевшиеся от бутерброда, спросила тихонько:
– А что это за человек, откуда она его взяла? Где они жить будут?
– Мам, ты серьезно думаешь, что я буду у нее это спрашивать? Мне противно даже находиться с ней в одной квартире.
– А что с Надей будет?
– Не наваливай на меня все сразу! Вика поставила меня перед фактом – Надю она заберет с собой.
– Это-то понятно… Ребенок всегда остается с матерью.
– А что тогда спрашиваешь?! – разозлился он и опять схватил развалившийся бутерброд.
В общем, не удался разговор. Сережа уходил, хлопал дверью, возвращался обратно. Потом пришел дед, обмотал его пледом и отправил поспать. Надя выглянула из комнаты, глазки беспокойные, пуговицу на платье чуть не оторвала. Сначала все прыгала по комнате, про день рожденья пела, а потом скуксилась и притихла. Даже дед ее развеселить не смог, хотя он единственный, кого она слушала при любой истерике. Дети все чувствуют…
Вика молодец, ничего не скажешь. Собственному ребенку такое в день рождения подсунуть. Она просто уехала, а завтра собралась Надю увозить!
Мы с дедом сидели в шоке. Сережа храпел из комнаты. Надя, слава богу, отвлеклась на книгу про динозавров, которую мы ей подарили. Зачем так спешить?! Это ж какой стресс для ребенка! Еще и так далеко от нас, от отца. Она так любит наш район, тут и садик ее любимый, и ботанический сад, они там с Сережей каждую зиму синиц кормят… До центра пятнадцать минут на метро. А там что? Какой кошмар… Сережа сказал, она так торопилась, будто их дом буквально убивает Надю. Что там за человек-то такой, что так ей мозги промыл?
Вика, конечно, никогда мне не нравилась. Что ни приготовит, есть невозможно, в шкафах все понапихано, как на свалке… Однажды выходит к нам, лицо презрительное, будто мы в чем-то виноваты. И говорит: «Никому она не нужна!» Надя тогда еще грудная была, на плече у нее висела, как лягушонка. А я ей: «Вика, а тебе-то она нужна?»
Ни разу она сама Наде пеленки не поменяла – все Сережа делал или мы с дедом. Иногда я жалела, что убедила Сережу жениться, но что было делать? История-то вышла мутная.
Когда они познакомились, Сережа работал уже давно, на конкурсы подавался, а Вика в инъязе училась. Она ему, конечно, понравилась – белокурая, синеглазая. Талия, как у Гурченко… Все руки ее нахваливал. Как сейчас помню, придет в ночи и восклицает: «Мама, это руки художницы! Или пианистки… Плавные, белые»!
Но не была она ни пианисткой, ни художницей, и таланта у нее ни в чем не было. Только память была, как у компьютера. Сережа ей с экономикой помогал: наговорит целый билет, а она его с первого раза и запомнит. Потому и языки так хорошо давались, и на работу с французским она быстро устроилась.
Но в общем-то она была никакая. Беседы об искусстве поддержать не могла, Сережины друзья ее восприняли прохладно. Я чувствовала, что его это смущает. Если бы ее мать не влезла, они бы подружили с годик, да и разошлись. Сережа потихоньку стал отстраняться, и тут ее мать в нас вцепилась, как бульдог! Конечно, сама за москвича вышла, надо и дочек в Москву пристроить. А я ведь его предупреждала, что они все такие…
