Мотька не обижался, но твердо стоял на своем. А через два года мы узнали, что его любимая Настенька спуталась с соседом и даже родила от него сына. Мотвей узнал об этом, как водится, последним, от соседки бабушки-старушки – ушки на макушке, которая влезла в семью грязными лапами, растоптала все хорошее, что еще осталось между супругами, решив открыть рогатому мужу сокровенную тайну.
– Витенька-то на тебя что-то совсем не похож. – причитала одна, картинно хватаясь за голову руками. – Вылитый сосед Гришка.
Поначалу Мотвей не верил во все эти злопыхания, думал бесится бабка от скуки, а потом стал присматриваться, прислушиваться, следить за каждым шагом благоверной… и застал таки супругу в объятиях хахаля… Порешил всю семью – не пожалел и дочку Анечку… А следом и сам повесился – успел только позвонить в милицию, да покаяться.
Мотвея посмертно признали виновным, и если бы его удалось вытащить с того света, пришлось бы сидеть ему на нарах лет двадцать пять. Никто бы и разбираться не стал в мотивах парня – убил и точка.
Может тогда и родилась во мне мысль – стать следователем. Чтобы карать виновных и помогать невиновным. Чтобы судить по справедливости, рассматривая все обстоятельства дела… Чтобы и бабке той досталось сполна, дабы язык не распускала, да сидела тихонько, не лезла со своими откровениями в чужую душу. На худой конец – пожурила бы Настю с Григорием. Ну, или пригрозила бы им…
Я так до сих пор и не могу поверить, чтобы добрый любящий, всепонимающий и прощающий Мотвей Егоров смог поднять руку на дочурку, в которой был смысл его жизни. Сейчас допускаю, конечно, что убил он ее из жалости, не оставил сиротой, не допустил, чтобы малышка маялась по детским домам… Но все-равно, не верится во все происшедшее. А если бы он не отдалился от нас… Если бы мы были рядом… Если бы вовремя выслушали, пришли на выручку… Если бы просто набили морду тому Гришке…
Сплошные если. Сплошные запоздалые сожаления…
Наученный тем горьким опытом, я внимательно поглядел на Антоху.
– Ну, выкладывай, что случилось? – спросил я, и оба мои одноклассника посмотрели на меня удивленно. – Говори, не тяни, я же вижу, что что-то не так!
– Ну ты – сыщик! – хмыкнул Рябов, запрокинув стакан и вылив в рот последние капли спиртного.
А Глеб небрежно отмахнулся.
– Да что у него могло случиться? Деньги миллион-другой в карты проиграл? – он уже еле ворочал языком и плохо соображал о чем идет речь. – Так это для него мелочь, о которой он и не вспомнит завтра. Ты ж у нас из ээтих, новых руссских, тол-тол-сто-сум-ов. – Глеб пьяно икнул и осклабился. – Это для нас рупь – деньги. А для него – мильен – копейка! – он захихикал, радуясь своей шутке и пытаясь сохранить равновесие, уселся на стылую ступеньку школьного крыльца.
– Ты б пошел домой, Глеб. – остановил его излияния я. – Наклюкался уже, хватит.
– Хмм, что считаете меня алкашом запойным?! – он обиженно выпятил нижнюю губу. – Зазорно с другом детства поговорить? Противно? Или секреты у вас появились от старинного приятеля? Боитесь, что сболтну лишнего о ваших махинациях?
– Брось ерунду молоть. – похлопал его по плечу Рябов. – Иди лучше пивка нам организуй.
– Вооот, этто другое дело! – Шилов ткнул меня в грудь пальцем. – Вот он, настоящий друг, а ты мент поганый, понял?
– Понял! – кивнул я, провожая его глазами и обращаясь к Тошке. – Так что случилось? Рассказывай! Не думаешь же ты, что я поверю тебе, долларовому миллионеру, имеющему все, чего пожелает душа, что все надоело?! Я помню тебя в девяностые – пыль из под копыт – ни стыда, ни совести, ни усталости, ни сожаления и раскаяния! Теперь-то что? Жена умница красавица, дочка взрослая…
