Выпили первую рюмку за встречу. Молча выпили по второй – помянули. Стойко выдержал атаки лиц женского пола и положил себе на тарелку лишь то, что физически способен был поглотить. Хотя, скажу я вам, домашняя еда, приготовленная с любовью, – это стержень бытия и макушка умиротворения!
Квартира Рыбаковых символически именовалась трёхкомнатной. Комнату главы семьи я не рекомендовал бы посещать лицам, страдающим клаустрофобией. Первое ощущение за её порогом – это погружение вглубь книжного шкафа. Книгам здесь обеспечен полный комфорт, но книговладельцу оставался пятачок, на котором лечь во весь рост можно было только по диагонали.
Анатолий Михайлович сел на своё любимое место, за откидной столик книжного шкафа. Мне осталось примоститься на мохнатом пуфике, который я предусмотрительно прихватил с места трапезы.
– Ты не планируешь спускаться в шахту? – спросил Рыбаков.
– Да, собираюсь завтра. Вряд ли это обогатит новыми фактами. Но, думаю, само посещение для меня необходимо в эмоциональном плане. Я достаточно проникся проблемой, чтобы не обратить внимания на некоторые несоответствия в документах, отражающих подробности события. Было бы прекрасно, если бы удалось пригласить на «погружение» грамотного геолога.
– С геологом я постараюсь тебе помочь. Сейчас же и позвоним. Но вот в том, что касается несоответствий, советую тебе быть поосторожней. Помнишь, как переводится «Барсакельмес»? «Пойдёшь – не вернёшься»!
– Что ты имеешь в виду, Михалыч? Я что-то не заметил грифа «секретно» на судебных бумагах. Материалы из архива КГБ потеряли актуальность за давностью.
– Вопрос не в актуальности материалов следствия. Ты меня неправильно понял. Насколько я представляю себе общую картину, дело, маленькой частью которого ты сейчас занимаешься, имеет огромную социальную и политическую значимость. Ты сидишь в прямом смысле на сероводородной бомбе. А озабочен, остренький ли у твоей бомбочки хвостик!
– Обижаешь, Анатолий Михайлович. Говорю о частностях, что вовсе не означает, что я плохо понимаю обстановку в целом. Я сейчас вынужденно сориентирован на частности. Такая моя доля: бежать по следу.
– Может, ты и прав. У меня пока не было времени обстоятельно поразмыслить на эту тему. Но знание полигонной теории массовых отравлений в приложении к густонаселённым районам – это как раз то, что должно заставить тебя держать по возможности язык за зубами. Я знаю тебя давно и не думаю, что московское житьё тебя изменило. Ты как был увлекающимся романтиком, так им и остался. Прямое подтверждение тому – твоё желание спуститься в шахту. Я неспроста задал свой вопрос. А вокруг, мой дорогой 007, как и в каменном веке, полным-полно грязи. Я хочу уточнить, что речь идёт не о твоём персональном костюмчике, а об отношении к людям вообще.
Рыбаков полистал толстую тетрадь с адресами и телефонами, нашёл нужный номер.
– Добрый вечер, Наташа, это Рыбаков. Извини за беспокойство, твой благоверный далеко? Пригласи его, пожалуйста. Хочу предложить ему выезд на пленэр, а то он у тебя на глазах превратится в компьютерного маньяка. Что, уже превратился? Поздравляю! Редкое счастье – делить мужа с электронной балалайкой!
– Гриша, здравствуй! Ко мне на несколько дней приехал давний товарищ из Москвы. Я хотел бы тебя с ним познакомить. Его командировка связана в какой-то мере с геологией, и нужна, кроме прочего, твоя консультация. Нет, не заочная, а практическая, на месте. Ты не против того, чтобы проскочить с ним завтра в Южношахтинск? Я по работе всё устрою, твой директор будет только рад. Не будет рад? Что ты говоришь! Извини, не знал. Когда? Вот дела, Гриша, жаль человека, ты говорил, что мужик был отличный…
