Ничего особенного я не видел. Но по тону Анатолия Михайловича догадался, что климат у них в РЦ далеко не южный. Что ж, понятно. Обычная штабная рутина. Обер давит унтера – и так далее.
С Андреем недоразумений не было. Немного покружив на «козле» по городу в поисках нормальной представительской бутылки, цветов для Веры и конфет девочкам, отправились в знаменитый своей грязью микрорайон Северный. Хорошо, что дождя давно не было. А то пришлось бы «козлу» демонстрировать свои вездеходные качества.
Андрей с Сергеем высадили меня у подъезда Рыбакова и, пообещав заехать завтра к девяти, уехали.
Подъезд, как и положено, был размалёван едва не до потолка. Грамоте в Ростове, судя по настенной живописи, учат неважно. Слов, где более трёх букв, без грамматических ошибок почти не встречалось. И в таком вот изысканном интерьере растут девчонки Анатолия Михайловича!
Галина, жена Анатолия Михайловича, скончалась в Шиханах семь лет тому назад во время аварии в цехе декомплектации химических боеприпасов. Её напарник по смене Володя Ларин остался жив. Получил инвалидность и так до конца не оправился от частичного паралича. Оформил пенсию, преподаёт производственное обучение в одном из колледжей Балашихи. Сильно хромает до сих пор. Вот что делает с людьми боевой газ. А чем «наш» сероводород лучше?
С Володей Лариным я виделся около недели назад. «Шиханское братство» хоть гораздо меньшим числом, чем Чернобыльское, но существует. Подробности того, что творилось на ядерных и химических полигонах Советского Союза, ещё ждут своих летописцев. А Галина не дожила даже до статей в «Огоньке». Семью Рыбакова, двух его дочерей и сестру Галины – Веру – я практически потерял из виду сразу же после перевода в Москву в девяносто пятом.
Дверь мне открыла Рыбакова-старшая. Стройная девушка в голубых джинсах и футболке с групповым портретом «Блестящих» весьма отдалённо походила на знакомого хулигана-Зойку, друга уличных собак и защитницу мелкоты. Но сейчас вес повисшей у меня на шее поклонницы «Блестящих» я оценил килограммов в сорок пять, не меньше. На Зойкин визг в коридор колобком выкатилась Рыбакова-младшая. Мне на шею она не бросилась, а растерянно уставилась отцовскими глазами-бусинками на незнакомого дядю с букетом. Елене Анатольевне во времена нашего знакомства было около трёх лет. Само собой, упомнить всех дядей в зелёной форме было никак невозможно.
Вера из кухни не слышала Зойкиных воплей, поэтому я смог войти в квартиру, сохранив букет и не уронив пакеты.
Дом Рыбаковых всегда отличался высшей степенью гостеприимства. Говоря обобщённо, здесь гость никогда не чувствовал себя в тягость хозяевам.
Анатолий Михайлович вышел в коридор, освободил меня от пакетов и от Зойки. Я получил достаточно свободы, чтобы вздохнуть, официально поздороваться с маленькой Леной и с букетом наперевес двинуться на кухню.
В проёме кухонной двери я невольно задержался. Вера переворачивала очередной блин на шипящей сковороде и до крайности углубилась в это занятие. Она была ниже Галины, миниатюрнее и удивительно напоминала сестру жестами, мимикой, речью. Седины, правда, со времени нашей последней встречи тоже прибавилось.
Наконец блин занял правильную позицию. Я был замечен, и вот уж Вера плачет, упёршись лбом мне в солнечное сплетение. И чувствую, что мне хочется зажмуриться и удержать готовые выкатиться из глаз слезинки. От воспоминаний никуда не денешься, а Галина была настолько жизнелюбивым и открытым человеком, что сама мысль о том, что её нет в живых, казалась верхом идиотизма.
