Цвет мести - страница 4



не было ни слова. Что опять-таки было доказательством того, что Фенолио всего лишь описал незначительный фрагмент этого мира, а вовсе не придумал его.

Просторное жилое пространство, в которое слуга привел Орфея, по высоте потолков могло сравниться с комнатами в замке, где он пребывал в качестве протеже Змееглава. Резная мебель из Венеции, ковры из Персии, гобелены, согревающие холодные стены… Для богачей Грюнико был приятным местом. Для них тут были театры, домашние концерты, приемы и торжественные обеды, которые длились с утра до ночи. Но не для тебя, Орфей.

Его новая ученица с недовольным лицом стояла посреди комнаты. Серафина Каволе приходилась торговцу сукном младшей дочерью. Ее пепельные волосы были туго заплетены сообразно возрасту и традициям Грюнико, а вышитое серебряной нитью платье подчеркивало уже оформившуюся женственную фигуру. Ее обучение служило единственной цели: помочь девушке как можно удачнее выйти замуж.

– Садись. – Голос Орфея от плохой погоды быстро садился и становился хриплым, хотя все еще оставался бархатным. Но то был бесполезный, изношенный бархат…

Книга, которую он использовал для занятий, происходила из библиотеки одного банкира, чьего малоспособного сына Орфей обучал. Кража, как и ожидалось, осталась незамеченной. Богатые жители Грюнико рассматривали книги как символы статуса и не торопились раскрыть их. Признаться, в его старом мире было точно так же.

Новая ученица без слов села за стол для письма, поставленный слугой специально для занятий, и взялась за перо, протянутое Сланцем. Стеклянный человечек все чаще жаловался, что его таланты зря разбазариваются в этих упражнениях по письму. Орфей однажды даже застукал Сланца за упражнениями в рисовании витиеватых инициалов и лиц. Правда, стеклянный человечек выказал в этом мало таланта и легко терялся со своими маленькими ручками в деталях.

– Учить тебя я буду следующим образом, – Орфей раскрыл книгу, в то время как Сланец откупорил чернильницу. – Если ты допустишь ошибку, мой стеклянный человечек наследит на листе, пробежав по мокрым чернилам. Если будешь долго копаться или пропускать целые слова – зальет чернилами бумагу целиком.

Сланец зловеще улыбнулся, занимая место рядом с чернильницей. Возможность принимать участие в наказании немного утешала стеклянного человека.

Серафина Каволе допускала много ошибок. В своей неграмотности она превзошла даже дочь ювелира, которую любое слово длиннее трех букв заставляло строить напряженные от усердия рожи. Что сами девицы, что их кляксовые перья лишь усугубляли презрение Орфея к словам. Когда-то слова таили в себе миры, приносили богатство и власть. Они были для него началом и концом всех вещей. Теперь же слова превратились в не более чем скопление неумело написанных букв.

– Крестьянин пашет, защищенный мечом князя, которому он служит. Чего ты ждешь? Пиши!

Серафина Каволе приставила перо к тряпичной бумаге и метнула на учителя враждебный взгляд.


Орфей нашел клочки исписанной бумаги две недели спустя. Он коротал вечер за скупым ужином с кружкой дешевого вина, сидя за тем же столом, за которым столько лет тщетно пытался вдохнуть жизнь в слова Фенолио. Когда-то, в надежде, что Мортимер почувствует если не слова, то хотя бы огонь, Орфей сжигал книги про Перепела прямо на столешнице – она и сейчас хранила на себе следы пропалин. Тогда все оказалось тщетно – Мортимер по-прежнему переплетал в Омбре книги. К нему теперь приходила половина Чернильного мира. Будь он проклят! Когда же Орфей наконец сможет отомстить? Никогда! Он чувствовал себя лишь второстепенным персонажем без влияния на ход истории. Орфей подлил себе вина столь неосторожно, что оно выплеснулось на книгу, которую он использовал для диктантов. Орфей с проклятиями принялся разлеплять мокрые страницы, тут и обнаружил клочок бумаги. Крохотные буквы поверх него были начертаны слишком точно, чтобы заподозрить в авторстве одну из его учениц. И потом слова…