Из живого у Гюрзы – только торговец, но приходится согласиться. Ненадолго.
Блестящая в ночи дворцовая площадь остается позади, да и длинные ряды резных пальм минуются скоро. А перед фатой появляется причудливая решетка, усыпанная кованными листьями – единственная брешь в идеально ровной стене дворцовых ворот.
Золоченые листы мгновенно оживают и настойчиво тянутся к ладони: докажи, что своя.
Гюрза знает, что делать этого не стоит, ведь среди ветвей – очередные силки. Или вот морок – совсем как тот, что затерялся в паучьей сети. А даже если это и не так, то все равно ее образ наверняка уничтожен. Стерт с самого плетения тонких жил, и тогда… как пройти?
Осторожно поднося ладонь к медному треугольнику листа, Аниса крепко жмурит веки и задерживает дыхание. Страшно. Но этот страх тоже нужно изжить, и потому приходится заставить себя уверенно взглянуть на решетку.
Боится?
Да. Только не того, что виновна. Другого.
Встретить братьев, которые ей как семья, и прочесть на их лицах приговор – совсем как утром, у рыночных окраин. Прождать целую вечность в надежде что-то изменить, а потом все-таки не сдержаться. Достать клинок и…
Лист дернулся, коснулся кожи прохладной позолотой и тут же отпрянул. Зашипел. А на его поверхности проявились десятки мелких иголок. Ядовитые – в таких и капли хватит, чтобы остановить дыхание.
– Не пустит, – растерянно прошептала фата. – Мой образ стерт…
Кажется, торговец ничего другого и не ожидал. Иначе как объяснить его ладонь, остановившуюся у одного из листов вместе с рукой Анисы?
Медная позолота заискрилась. Подтянулась к прослойке тонких жил и, собравшись в живую дорожку, побежала к прочному черенку. Воронки-щели отворялись. Принимали в себя ядовитые побеги и скрипели прочными замками. А решетка плавно отползала в сторону.
Вот как? Значит, и Варра когда-то служил во Дворце. Кем?
Спросить, конечно, стоило. Но это потом, когда выживут. Если такое вообще возможно…
Внутренний двор дома Светлейшего встретил беглецов живым кольцом ездовых зверей. Скорпионы гулко гремели, голоса свирелей протяжно выли, и во всем этом грохоте Гюрза следила за теми, кого она считала своей семьей.
Братья, все девять. И во главе их – мухтарам. А ведь такое впервые, чтобы сама она была не вместе с ними, но почему-то против. Неужели не выслушают?
Пущенная под ноги стрела сообщила: нет. А стражница нехотя отпустила ладонь Варры. Сейчас она как никогда нуждалась в живом тепле, однако очередной снаряд напомнил: у братьев – приказ, не исполнить который значит встать рядом с Гюрзою, встать против своих.
У коротких волос пропел перевязный клинок. Откуда? Аниса обернулась. Заметила, как мухтарам обмакнул лезвие другого в густую янтарную жидкость, и скривилась: ядовитая. Вот, значит, как?
Предательство наставника отдалось в груди острой болью и сомкнулось пальцами вокруг клинка. Вдохнуть и выдохнуть. Забыть о том, что когда-то Дагман заменил ей отца. И о принципах забыть, которым он сам столько лет учил фату.
Честность? Нет ее. Есть приказ. И долг. Яд пустынной гадюки, способный остановить сердце противника всего за минуту. Так не это ли – выход?
Аниса замотала головой: не это. Выход – это когда дав однажды слово быть своей, держишь его до конца: до самой смерти, пусть и близкой, но всяко более желанной. И если бы самой фате отдали приказ… нет, она бы не смогла. Уж точно бы не потянулась за отравленным клинком.
