Взгляд падает на Дени, и я возвращаюсь из воспоминаний. Парень попивает вино, и посмеивается. Над нами? Кем мы ему кажемся? Чопорными стариками, застрявшими в древности? В моей душе снова вспыхивают раздражение и неприязнь к этому юнцу, возникшие с первой секунды знакомства, и сдерживаемые мною из-за Мары.
Музыка заканчивается, танец тоже. Графиня смотрит хмельным взором, скидывает пеньюар, который падает легкой паутинкой на ковер, и остается совершенно обнаженной.
Тело Мары шикарно: длинная шея, округлые плечи, пышные груди с маленькими темными сосками; тонкая талия с приятно округлым животиком; несколько широковатые бедра; и стройные ноги с маленькими ступнями…
Графиня обвивает мою шею руками, и захватывает ртом, еще хранящим вкус крови донора, мои губы. Так вот какое наказание придумала Манчини для Даниэля! С удовольствием подыгрываю ей – что бы проучить молодого наглеца, и потому, что мое тело помнит, как восхитительна в любви эта женщина, и трепещет в предвкушении.
Мы целуемся, жадно, страстно, и прижимаемся телами… Мара дрожит от нетерпения, отстраняется, и принимается снимать мою рубашку. Торопливо помогаю, что бы Манчини ее не порвала. Одежда, что на мне, сшита лично известным модельером, по моему заказу, в единственном экземпляре, и лишится ее не хочется.
Теперь и я обнажен. Мара скользит взглядом по моему телу, затем касается ладонями моей груди, и гладит, слегка царапаясь. Опускается ниже, сопровождая руки взором, полным похоти. Вспоминает… Ее коготки не делают больно, прикосновения нежнее шелка, и вызывают чувственную дрожь, разливающуюся жарким пламенем вожделения…
Хватаю женщину в объятия, и прижимаю ее теплое, мягкое, дрожащее от страсти тело к себе, скользя ладонями по ее спине и бедрам. Ощущаю пышность груди, мягкость животика, упругость ягодиц… Провожу языком по ее губам, она перехватывает, ловит его ртом. Забирает весь , сосет и покусывает…
Мы снова целуемся, жадно хватая ртами губы и языки друг друга. Смещаюсь на нежное горло Мары, и впиваюсь в синюю жилку. Горячая, бурлящая смесь крови выпитых Манчини двух девушек и парня-донора наполняет рот и вены. И обрушивается опьянение, отчего мир заволакивается хмельным туманом, а разумом завладевает эйфория и животное дикое возбуждение.
Оторвавшись от шеи Манчини, гляжу на Даниэля. И он смотрит. На нас с Марой. Все так же насмешливо, надменно и равнодушно, словно ему все равно. Но мне триста лет, могу угадывать скрытое настроение, и даже сквозь хмельной туман понимаю, что теперь на лице Дени маска, под которой боль от измены и предательства, и ненависть. Ко мне и к ней. Усмехаюсь – так тебе, Грачик, и надо! Ты, вероятно, пока не знаешь, какова твоя возлюбленная, и на что она способна.
Мара тоже глядит на Дени, устремив взор в зеркало. И тоже усмехается – она довольна.
Порхаю губами, словно мотылек крылышками, с шеи женщины вниз, на белые холмики грудей, отвлекая ее от созерцания любовника. Забудь о нем! На эту ночь я твой любимый! Захватываю маленький сосок, похожий на темную жемчужину, сосу, кусаю… Женщина ахает от наслаждения, и сжимает бедрами мою ногу. Перемещаюсь на вторую жемчужинку, и чувствую жаркую влажность распахнутой вагины, которая трется чуть выше колена. Пальцы графини смыкаются вокруг моего члена, и двигают его кожу. Возвращаюсь к губам женщины, а ее сосками занимаются теперь пальцы …
